и вправду решила стать бесконечной, она могла хотя бы сделать вид, что старается быть не такой мерзопакостной! Неужели придется просить менестреля еще об одном одолжении? Бедные лошади, они же совсем не отдохнут за ночь! В предыдущие ночи Руфус отводил их ко всем остальным животным – на самый край дороги, где импровизированный загон охранял их от змей. А сейчас… Ох, бедные лошади!

И бедный, бедный Руфус!

Неужели дела могли быть еще хуже?

Кто-то постучал в дверь…

Да, дела определенно могли быть в тысячу раз хуже!

Анна задержала дыхание. Может быть, это менестрель вернулся так быстро? Он разбил кувшин в трех шагах от вагона и пришел за новым сосудом. Анна невольно улыбнулась – отчего-то ей показалось, что подобное достижение было бы вполне в его духе.

В дверь постучали еще раз, на сей раз настойчивее.

Нет, это явно был не Бард. Он бы уже давно дал знать о себе голосом.

Если бы только в вагончике было окна… Но окна противоречили атмосфере строжайшей секретности, которую мягко навязал ей бедняга Руфус. Он утверждал, что меры полностью оправдали себя, и никто не подозревал в Анне беглянку от Беглецов. Девушке очень хотелось бы в это верить, но вся предыдущая жизнь упрямо твердила о невозможности счастливых развязок. Возможно, Руфус о чем-то не знал. Возможно, Руфус о чем-то недоговаривал.

Снова стук, и на сей раз грубоватый оклик с ним за компанию.

– Эй, госпожа? Есть кто внутри?

Да, это совершенно явно был не Бард… Как будто ей не хватало неприятностей. Как будто какому-то из без вести пропавших богов захотелось тайком вернуться с единственной целью досадить непутевой Анне, которая и без всякого божественного вмешательства норовила в любое мгновение превратиться в бестелесное нечто… Как будто…

– У вашего слуги не так много шансов, госпожа! – подхватили другой голос. Другой, но от того не менее грубый.

– Без нас тут не обойтись! – соглашался с ним третий.

Анна постаралась подавить дрожь. Тщетно.

Сколько их там было? Невозможно оценить… Они наверняка были взволнованы происшествием с Руфусом, их можно было понять. Но как странно они говорили… Они не унимались:

– Быть может, вы нас стесняетесь? Быть может, вы дурны собою? Право же, не нужно жеманства! Мы очень снисходительные купцы!..

Голос хихикнул и сбился на нечто неразборчивое.

Пьяны!

Они были пьяны! Это многое объясняло…

Руки Анны непроизвольно сжались в кулаки от этого осознания. Что им от нее нужно?

Она зажмурилась, попыталась дышать ровно.

Все было зря.

Если они хотели помочь, то почему просто не предложить ей противоядие или помощь лекаря, который наверняка путешествовал с караваном? Но нет, эти барыги ни за что не расстанутся со своими драгоценными антидотами, здесь было замешано только праздное любопытство, подкрепленное хмельными мыслями и дальней дорогой…

– Эй, тихо здесь! – прогрохотал новый голос, и если Анна еле дышала до того, то сейчас она словно перестала существовать. Она медленно прильнула к узкому участку свободной стены у основания кровати и вжалась в нее из последних сил, стараясь стереть последние воспоминания о своем присутствии на загнанных просторах этого бренного мира.

Не может быть. Этого просто не могло быть. Это было неправдой. Жестокой и вульгарной неправдой. Так не бывало.

Почему он? Из всех прочих ищеек, из всех этих проклятых Гончих… Именно он.

Значит, отсутствие окон не помогло, грустно улыбнулась она своим мыслям. Он нашел ее.

Он всегда шел по следу и не сбивался. Всегда. Проклятый Тиллиан.

Но как он обнаружил его, этот след? Где она оступилась? Где в ее действия закралась ошибка?

Это было неважно.

Ее вернут.

Она вернется на Шпиль, а там…

Череда сбивчивых мыслей, череда бесполезных, никчемных, непонятных мыслей… Они вели ее в пустоту. А нужна была ясность. Ясность, в которой не было места теням.

Нужен был план. А для плана нужна была информация. Слушать! Она должна слушать! Слушать, что говорил Тиллиан.

– … с первыми лучами солнца, а час нынче поздний. Зачем вы пугаете леди? Это поведение, недостойное добрых купцов! Ступайте с миром!

Ах, он хотел остаться с ней наедине. У него были шансы до этого, почему именно сейчас? До города оставалось совсем немного – возможно, он решил пуститься на риск.

И насколько они были пьяны? Настолько ли, чтобы не заметить исчезновение столь видной фигуры?

Боги! Бессердечные, исчезнувшие боги! Чего он хотел?

Тем временем, они вняли его мольбам. По обрывкам нерешительных фраз, доносящихся снаружи, она поняла, что купцы начали расходиться.

Минуты тянулись вечность.

Кто-то робко пытался найти возражения, но Тиллиан был неумолим.

Нет, здесь нечего было делать. Они уйдут. Совсем как боги – развернутся и сгинут в огнях далекого лагеря.

Дорога поглотила звук последних шагов. Все. Они были одни.

Руфус что-то неясно простонал. Интересно, он слышал? Он узнал его? Он пытался ей что-то сказать?

– Госпожа Анна?

Ах, этот голос! Она узнает его и в тысячном хоре! Она слишком, слишком хорошо его помнила! После стольких одиноких часов в абсолютной темноте беззвездной ночи, она изучила его лучше своего. Да и зачем ей было знать собственный голос? Она уже начала забывать, как им пользоваться. Но Тиллиан… Тиллиан, глашатай пустоты, в равной мере слыл мастером сладких речей и ужасающих тирад. Тиллиан владел своим голосом, как оружием. И сейчас, вкрадчиво, глубоко, убедительно, он говорил с ней:

– Вы знаете, что я бессилен против вас в сложившихся обстоятельствах. Вы знаете, что я ничего не могу с вами поделать, пока мы вместе движемся с караваном. Но я хотел бы воспользоваться редкой возможностью побыть с вами наедине и предложить вам уговор. Как вы на это смотрите?

Анна снова начала дышать. По крайней мере, так ей показалось. Скорее всего, она всего лишь заново осознала, что ее легкие, вздох за вздохом, осуществляли этот нехитрый процесс. Но теперь воздуха отчаянно не хватало. Душная теснота вагончика давила на нее, и мир потихоньку меркнул в ее глазах. Что-то незримое давило на грудь с такой силой, что каждый новый вдох давался все сложнее.

– Вы молчите? – Тиллиан не знал пощады. – Что ж… Я не ожидал, что вас легко будет убедить. Давайте попробуем начать с чистого листа? Да, между нами случались недопонимания в прошлом, но сейчас все должно быть по-иному. Видите ли, вы привыкли ненавидеть меня. Меня лично, а не тех, от чьего имени я говорю. Будьте мудрее. Услышьте в моих речах словах тех, кто приютил вас, когда весь мир отвернулся от вас.

Ноги больше не слушались