Именно такие сияющие полушария носили эргастеры, эректусы и другие чудо-богатыри плейстоцена, не имевшие понятия ни об интегралах, ни о трусах.

Такой же бравой кондицией мозга радуют анатомов и современные «мауглеоиды», выросшие без контакта с людьми и способные только мастурбировать и кусаться.

Так что предъявлять к мозгу претензии по поводу его «умственной» слабости — это очередная глупость.

Никаких обязательств он на себя и не брал. Мозг лишь делает одолжение, предоставляя ошметки своих потенциалов для интеллектуальных забав.

Начался последний акт церебральной комедии.

Со временем мозг оказался кормушкой для всякой научной мелкоты.

В один прекрасный момент мелкота забыла запереть дверь в тему. И туда сразу пролезла культура.

Теперь уже она взялась постигать и воспевать содержимое человечьего черепа. В своем обычном стиле. То есть шумно, безграмотно и без всякой привязки к реальности.

Со временем культура вытолкала робких научников вон и объявила себя лучшим другом мозга. И его единственным знатоком.

Все могло бы обойтись благополучно, но, к сожалению, о кривляниях культуры узнал и сам мозг.

Тут-то и началось самое забавное. Заварился цирк.

Наш липидный работяга всю жизнь регулировал мочетворение и рвоту. Будил эрекцию. Честно трудился на производстве пота. Он вкалывал на черных физиологических работах, знал свое место и даже не помышлял об иной роли.

И вдруг мозг узнает, что на самом деле он не скромный труженик, но «принц, мыслитель и жуткая тайна». А будучи туповат, он сразу в это верит.

Да, действительно, по воле культуры, которая умеет врать все обо всем, мозгу достались лавры, не имеющие к нему никакого отношения.

Из него получился отличный очередной идол.

В упоении никто не обратил внимания на то, что этот мозг может обмануть даже индийский фильм, заставив человека рыдать или ликовать.

Иными словами, мозг, которого следует стесняться — возвели в ранг непостижимого сокровища и «главного секрета вселенной». Отравленные культурой представления возвели случайный, не закрепляющийся эффект в главную и основную задачу мозга.

О да. Мы увлеклись.

А нам пора вернуться к загадке слепого урода и его шедевра.

Тени великих физиологов воют, как сирены воздушной тревоги. Они предупреждают о приближении к границе страшной темы.

Действительно. Ситуация, на первый взгляд, конфузная.

Напомню, что парадокс заключается в поразительном несоответствии возможностей творца и результата творения.

Итак.

Есть немощный мозг.

И есть его продукт. Т.е. созданная им цивилизация. Она считается великой.

Кем считается? Кто же этот эксперт, давший столь высокую оценку?

Да все тот же самый мозг, возможности которого крайне ограничены.

Но других экспертов попросту нет. Академическая наука плоть от плоти этого органа. Она нервно безмолвствует, прижавшись к ножкам (педункулусам) родителя.

Круг забавно замкнулся.

Ситуация была бы безвыходной, но, к счастью, существуют пьяные землекопы и их методы познания мира.

Дело в том, что землекоп не всегда в состоянии вспомнить, что именно он выкопал в алкогольном помрачении.

Он точно знает, что «что-то копал». Но не помнит — что именно и где именно.

А смета должна выглядеть правдоподобно.

И тогда включается первый закон пьяного землекопа.

Он гласит:

«Наилучшим способом определения масштабов выкопа является осмотр инструмента, которым данный выкоп был произведен. Если он сделан садовой лопаткой, то выкоп точно не является Марианской впадиной или Суэцким каналом».

Эта методика отлично подходит для решения и нашего вопроса. Закон все расставляет на свои места.

Познав и осмотрев основной инструмент создания цивилизации, мы обречены сделать вывод:

Та великолепная цивилизация, которая создана слабым мозгом, скорее всего, не является ни великолепной, ни цивилизацией.

А все восторги порождены лишь тем, что настоящей цивилизации никто и никогда не видел.

Но!

Из этого не стоит делать трагедию.

Факт надо принять спокойно, с достоинством. Все равно сравнить и понять, как выглядит действительно развитая цивилизация, человечеству явно не светит.

Так что можно не переживать. Человек навсегда останется в самодовольном неведении.

Жалкий мозг обеспечит и эту жалкую радость.

Глава XV

ХОРОШО ОТКОРМЛЕННАЯ ХИМЕРА

Случайному эффекту коры, разумеется, была незнакома не только «тяга к знаниям», но и самое простое любопытство.

Увы.

Его было не от кого унаследовать.

Вселенная — малоприятное местечко. Здесь дурацкие законы.

Здесь, чтобы что-то иметь, это «что-то» необходимо унаследовать от предковых форм.

Данное правило в равной степени распространяется на всю материю.

В том числе и на т.н. «живую».

Обидно и глупо, что свойство нельзя купить или украсть. Все только «через завещание».

Да, развить и приумножить наследство, конечно, можно. Утратить тоже, но не бесследно. Оно просто притаится.

Что такое любопытство?

Это непобедимая потребность пройти по цепочке явлений к их первопричине.

Но животные не имеют такой потребности. У них нет необходимости расшифровывать тонкости мироздания. От знания исходной точки события не зависит ни выживание, ни размножение.

По этой причине не существует и той структуры мозга, которая могла бы запускать механизм познания причин.

Безразличие животных абсолютно и непобедимо.

Гравитация не интригует бегемота. А цинодонта не волнует аэродинамика жука.

При ином раскладе палеозой стал бы конгрессом натуралистов, что в ту тяжелую пору было бы не вполне уместно.

Да, животные способны испытывать т.н. «интерес».

Но то, что маркируется этим красивым словом — простая концентрация внимания на изменениях или перемещениях известного.

Этот «интерес» — всего лишь щупальце рефлекса.

А вот неведомые раздражители рефлекс не запускают. Они либо игнорируются, либо пропускаются по «ведомству страха». А это мощное чувство все стрижет под одну гребенку, просто бракуя и отторгая.

Идеальной иллюстрацией служит толпа кудрявых оболтусов, забравшаяся на борт «Индевора» (корабля Джеймса Кука) в апреле 1770 года.

Все они принадлежали к племени Куугу.

Никогда и никаких кораблей, клямсов, бимсов и пушек кудрявые не видели и не подозревали об их существовании.

Кук хотел потрясти дикарей австралийского побережья флотской эстетикой, которую на тот момент воплощал его 22 пушечный барк.

Но!

Куугу игнорировали якоря, квартердеки и такелаж. Остались равнодушны к румпелям и штурвалам. Даже образцовый гальюн «Индевора» у кудрявых не вызвал ни малейшего интереса.

Для них не существовало корабля, по палубе которого они разгуливали.

Чувства, причем сильнейшие, у них вызвали лишь черепахи, выловленные на матросский суп. Вот тут куугу расплясались, развылись и заверещали. Черепашки подверглись тщательному осмотру и ошлепыванию.

Да, носок, смоченный лубрикантом течной суки, обязательно будет выкопан кобелем из кучи других носков.

Но тот же самый кобель, учуяв неизвестный запах — никогда не начнет раскопки. Как бы остро эта неизвестность не пахла — ни малейшего желания добраться до нее не