Но больше всего меня лично поразило то серое, будничное впечатление, которое производили в городе заседания Конференции мира. Не было никакой торжественности в этих заседаниях, ореол же конференции, собравшейся под знаком благородных и справедливых принципов Вильсона, уже потускнел. Сам Вильсон как-то выдохся, его лебединая песня была уже спета, он уже сказал все лучшее, что только было возможно, теперь же каждый день безжалостно разбивал, стирал эти слова, и все, что делала конференция, противоречило этим словам.

История поединка Клемансо с Вильсоном блестяще рассказана в книге Кейнеса. Вильсон сдавал позицию за позицией, но и Клемансо суждено было вскоре стушеваться. И только Ллойд Джордж, влияние которого возрастало с каждым днем, остался тем единственным из трех главных персонажей Конференции мира, который сохранил свою власть и положение и после Версальского мира.

В составе украинской делегации в Париже оказались старые знакомые и товарищи по партии Шульгин, Шелухин, Кушнир. Что же касается остальных членов делегации, то среди них выделялись своей подготовленностью к столь трудной работе, знанием языков и необходимым тактом доктор Панейко и доктор Матюшенко. Но их роднили только эти внешние признаки, по существу же их взглядов и по тактике это были совершенно разные люди.

Более подробно я должен остановиться на личности Г. М. Сидоренко, главы делегации.

С первой же встречи я почувствовал, что этот искренний украинский патриот взял на себя совершенно непосильное для него бремя. Каждое государство, каждая народность старалась послать на конференцию в качестве главы делегации самого блестящего, образованного и опытного представителя. У Сидоренко не было тех внешних данных, которые составляли первое необходимое условие в его роли и положении. Утверждали, что он очень хороший инженер и администратор. Но этого было мало, и это было совсем другое… Тут мог быть очень плохой инженер и никуда не годный администратор, но нужен был сильный дипломат, владеющий в совершенстве французским или английским языком, хороший оратор, светский человек.

Правда, среди нас, членов делегации, тоже не было ни одного человека, обладавшего всеми этими данными. Но все же и Шульгин, и Панейко, и Матюшенко являлись куда более подходящими кандидатами на эту должность, не говоря уже о многих других отсутствовавших (например, Прокопович).

Зато в той области, которая меня особенно интересовала для разрешения вопроса о моем участии в работах делегации, то есть в еврейском вопросе, Сидоренко оказался прямо-таки на высоте. Он не только считал справедливым обеспечение полного равенства всех народов Украины в схеме государственного устройства Украины, но был убежден в невозможности создания Украины силами одного украинского народа, без самой активной помощи и участия в государственном строительстве евреев, ввиду незначительного количества украинской интеллигенции и почти полного отсутствия торгово-промышленного класса. Его заявления по еврейскому вопросу всегда звучали очень искренно и неподдельно и производили самое благоприятное впечатление на тех еврейских деятелей, с которыми он встречался (Люсьен Вульф, члены украинской еврейской делегации при Конференции мира).

При первом же нашем знакомстве я убедился, что Сидоренко всегда пойдет со мною в деле защиты еврейских интересов и не только предоставит мне свободу действий в этом вопросе, но и сам будет всячески меня поддерживать в моих начинаниях. Я решил поэтому остаться членом делегации. И действительно, я не ошибся в Сидоренко. Несмотря на все наши разногласия, обнаружившиеся впоследствии по весьма существенным вопросам и дошедшие почти до полного разрыва между нами к концу лета, Сидоренко все время был вне всяких упреков в области еврейского вопроса. Он проявил большую энергию в деле об учреждении анкетной комиссии из представителей еврейства по обследованию погромов на месте. Он сам предложил, чтобы на приеме у Клемансо я выступил от имени делегации специально по еврейскому вопросу.

С особенной охотой и сознанием всей необходимости и важности контакта с еврейством он встречался с представителями еврейства. Одна из таких встреч состоялась у меня в гостинице. Со стороны украино-еврейской делегации присутствовали Усышкин, Гольдштейн и Каплан, со стороны украинской, кроме Сидоренко, также Панейко и Шульгин. Еврейские делегаты прямо и решительно указывали тогда на всю безвыходность положения еврейства на Украине, ввиду фактического отсутствия защиты от погромов со стороны украинского правительства и безнаказанности главарей-зачинщиков погромов. Особенно сильное впечатление на всех присутствующих произвели объяснения Шульгина. Чувствовалось, как этот человек горячо принимал к сердцу страдания потерпевших и как в то же время его жгло и мучило сознание, что виновниками всех этих ужасов являются сыны украинского народа, хотя бы и из его отбросов…

Менее вдохновенно, но весьма убедительно говорил и Сидоренко о том, насколько украинская интеллигенция не является виновной в погромах, и о бессилии правительства, и о будущих перспективах.

Потом, уже в мое отсутствие, состоялись такие же свидания. Члены еврейской делегации сами могли убедиться, насколько был чужд антисемитизм представителям Украины в Париже. А между тем они вовсе не являлись исключением среди украинской интеллигенции и отражали те же взгляды и настроения, которые были характерными и для Фещенко-Чоповского, Корчинского и других членов последнего правительства, как и для Винниченко, Петлюры, Чеховского и всех им подобных. Все эти люди не принадлежали к той родовитой знати, которая впитывала в себя в России с молоком матери яд презрения и отношения сверху к еврейскому народу. Дети сельских учителей, священников, крестьян, они росли вместе с еврейской молодежью, принимали совместное участие в освободительном движении. Достаточно ознакомиться с одной книжкою рассказов Модеста Левицкого, известного украинского деятеля, исколесившего в качестве врача немало городов и местечек Украины и хорошо изучившего еврейский быт, чтобы составить себе ясное представление о психике украинского интеллигента в еврейском вопросе. Особенно ярким является в этом отношении последнее произведение Винниченко, написанное для синематографического экрана, «Кол-Нидре».

Из иностранных деятелей общееврейской делегации при Конференции мира я познакомился в Париже с Луи Маршалом. Мы жили в одной гостинице, и я поражался трудоспособности этого человека и его безграничной любви к своему народу. В украинском же вопросе он разбирался, как и все американцы, довольно смутно. С другой стороны, было трудно и ожидать спокойного и объективного отношения со стороны иностранцев к малознакомому и новому для них движению, которое сопровождалось такими отталкивающими явлениями, как лютые погромы еврейского мирного населения.

Я был также в контакте с членами президиума еврейской делегации Соколовым и Моцкиным, сделал в одном из заседаний делегации сообщение о той части моей работы, которая могла интересовать еврейскую делегацию.

Из представителей общерусского политического течения я в первую очередь повидался с Маклаковым. Я знал его лично еще со времени московского процесса евреев-дантистов, но ближе мы познакомились уже в подготовительной стадии дела Бейлиса, а затем и на самом процессе. И я предвидел, что этот умный, тонкий человек, всегда отличавшийся умением понять не только единомышленников, но и противников, сразу разберется, в какой плоскости можно искать хотя бы некоторого примирения и даже совместного сотрудничества представителей различных группировок и направлений, объединенных сознанием необходимости борьбы с анархией и водворения порядка на Востоке Европы.