Таково было положение украинского вопроса весной и летом 1919 года во Франции, таковы были тогда политические ориентации правительственных и общественных групп Франции по вопросу о судьбах Восточной Европы.

Было ясно, что надежды, возлагавшиеся руководителями украинской политики на Францию, не оправдались. А между тем сама Франция дала в свое время серьезные основания для веры в ее готовность оказать поддержку Украине и украинскому народу в его стремлении к независимости. Достаточно упомянуть, что Франция первая официально признала украинское правительство Центральной рады и еще в декабре 1917 года, почти за два месяца до заключения Брест-Литовского мира, назначила генерала Табуи своим официальным представителем при украинском правительстве. Назначение представителя Англии, Пиктона Багге, последовало несколькими днями позже, в начале января 1918 года[12].

Из сопоставления этих дат явствует, что первыми на путь признания Украины вступили не центральные державы, а Франция и Англия.

В мае 1919 года я поехал на несколько дней, по поручению украинской делегации, в Лондон. Специальная украинская миссия, назначенная для Англии, находилась еще в пути, в Дании, где ожидала получения виз для въезда в Англию, и прибыла в Лондон лишь в июне.

Во главе «русского отдела» в английском Министерстве иностранных дел стоял тогда мистер Сельби. С первых же слов он прямо заявил мне, что английское правительство сочувственно относится к армии Деникина и к ее задачам по искоренению анархии и водворению порядка на всем юге России. Выслушав мое весьма подробное сообщение о характере и задачах украинского движения, а также о фактическом положении на месте, каковое я лично наблюдал до самого конца марта в Одессе, он откровенно сказал мне, что в Англии мало еще знакомы с украинским движением и что наилучшим путем борьбы с большевиками он считает соединение или даже слияние украинской армии с армией Деникина. Идеалом же государственного устройства для Украины являлась, по его мнению, федерация с Великороссией.

В тот же день мы снова увиделись и он вручил мне известную декларацию «русского политического совещания» в Париже от 9 марта 1919 года с просьбою написать для министерства заключение но поводу всего, в ней изложенного.

Я поспешил с исполнением этой просьбы и на другой же день послал ему, в форме письма на его имя, мое заключение по главным пунктам Декларации русского политического совещания.

При следующем свидании м-р Сельби выразил мне от имени лорда Керзона и от себя благодарность за мое заключение. Вообще, он проявил самый живой интерес ко всем моим сообщениям. Чувствовалось, что многое было для него совершенно новым. В этом и не было ничего удивительного, принимая во внимание, что до моего приезда в Англию все сведения министерства черпались либо из российских реакционных кругов, либо, в лучшем случае, из среды проживавшего тогда в Англии Милюкова и его единомышленников.

Визы для украинской специальной миссии, находившейся, по пути в Англию, в Дании, были уже посланы в Копенгаген, и я решил возвратиться в Париж. Прощаясь со мною, Сельби советовал мне вступить в контакт с английской делегацией при Конференции мира в Париже.

Мое заключение о Декларации русского политического совещания было опубликовано в Temps и в других газетах в несколько сокращенном виде. Сидоренко и некоторые другие члены делегации находили, что последняя часть заключения оставляет слишком много надежд на возможность федерации. По их мнению, это могло создать неправильное представление о действительной воле украинского народа и даже повредить в вопросе немедленного признания хотя бы de facto украинского правительства. Поэтому они высказались против опубликования нескольких последних строчек. И хотя я не был согласен с этими соображениями, но в то время я состоял членом делегации и не мог не считаться с этим мнением. Теперь же этот вопрос уже утратил свою остроту – и я счел возможным опубликовать в настоящей книге, в отделе приложений, полный текст моего письма к мистеру Сельби, вместе с текстом Декларации русского политического совещания от 9 марта 1919 года[13]. Все, что было высказано мною в этом документе, составляет и в настоящее время точное воспроизведение моих взглядов на те единственные пути к искоренению анархии, приостановлению полного развала и паралича хозяйственной жизни и к началу государственного строительства на Востоке Европы, которые еще существовали в 1919 году.

Мой визит к сэру Говарду, одному из главных сотрудников английской делегации в Париже, и наша беседа были, в сущности, продолжением переговоров с мистером Сельби в Лондоне. Но у Говарда уже не наблюдалось той предвзятости и веры по отношению к Деникину, которые так ярко были выражены у Сельби при первом нашем разговоре.

Через несколько дней после этого свидания в помещение нашей делегации неожиданно явился профессор Эдинбургского университета Симпсон, сотрудник Говарда, специалист в области государствоведения, и обратился ко мне от имени Говарда с просьбою составить для английской делегации «проект конституции» или план будущего государственного устройства всех земель, входивших в состав бывшей Российской империи. Это предложение было весьма для меня лестным. Но оно свидетельствовало о том, что от меня ждут больше того, чем я мог дать… У меня было вполне ясно сложившееся убеждение о том, что следует предпринять в борьбе с анархией в данный момент, я был убежденным сторонником признания и поддержки всех новообразовавшихся правительств в их борьбе с анархией и большевизмом вплоть до восстановления нормальных условий жизни и до созыва Учредительных собраний. Но более далекое будущее представлялось для меня весьма неопределенным. Каков, например, будет вотум белорусского Учредительного собрания, какова будущая судьба Армении, Туркестана и т. д. – все это были для меня неразрешимые вопросы. Кроме того, я объяснил Симпсону, что не считаю себя достаточно компетентным для выполнения такого ответственного и чрезвычайно трудного задания.

Мы помирились на том, что я представлю, в виде проекта резолюции Конференции мира, мои предположения о ближайших необходимых шагах к умиротворению Восточной Европы. Я предупредил при этом, что эти предположения должны быть рассматриваемы как мои личные и не обязательные ни для украинской делегации, ни для украинского правительства, с которым не было тогда возможности быстро снестись.

В отделе приложений читатель может найти текст изготовленного мною проекта резолюции и моего частного письма к профессору Симпсону (№ 6).

По моим сведениям, в то время, о котором идет речь, в среде английской делегации не было единства взглядов по вопросам, затронутым в моем проекте резолюции. Большинство английских политиков держалось еще тогда ориентации на Деникина. Говард и Симпсон, насколько я мог разобраться, принадлежали к меньшинству и разделяли взгляды, изложенные в моем проекте резолюции. Вскоре Говард был назначен английским послом в Швецию, а затем в Испанию. С профессором Симпсоном я встречался потом в Англии, весной 1920 года. Он вышел из состава Министерства иностранных дел и вернулся к профессорской деятельности в Эдинбурге. Из разговоров с ним я убедился, что мое представление об ориентации английской делегации в Париже было правильным.