Война за «Асгард» - Кирилл Бенедиктов

Если до последнего дня будешь полон правды, то будет изначальное свершение, благоприятна стойкость. Раскаяние исчезнет.

I. В начале девятка

Для защиты примени кожу желтой коровы.

II. Шестерка вторая

Лишь по окончании дня производи смену. Поход – к счастью. Хулы не будет.

III. Девятка третья

Речь трижды коснется смены – и лишь тогда к ней будет доверие.

Поход – к несчастью! Стойкость – ужасна!

IV. Девятка четвертая

Владея правдой, изменишь судьбу. Счастье! Раскаяние исчезнет!

V. Девятка пятая

Великий человек подвижен, как тигр. И до гадания он уже владеет правдой.

VI. Наверху шестерка

Благородный человек, как барс, подвижен, и у ничтожных людей меняются лица.

Поход – к несчастью. Стойкость пребывания на месте – к счастью.

И Цзин, или Чжоу И. Книга Перемен. VIII в. до н. э.

ПРЕКРАСНЫЙ НОВЫЙ МИР

Зона Ближнего периметра объекта «Толлан», Центральная Евразия,

28 октября 2053 г.

Он все еще был жив.

Он лежал на спине, упираясь ногами в глиняную стену норы. Убежище он выкопал вчера вечером, после того, как беспилотный самолет-разведчик «Предейтор» расстрелял его у разожженного в лощинке костра. Там, у потухших углей, осталась изломанная нелепая фигура в желтом балахоне беженца – кукла, муляж, вылепленный на скорую руку двойник Влада Басманова.

Сейчас все приходилось делать наспех. За те шесть часов, что он провел в своем убогом укрытии, можно было выкопать еще пару пещерок и больше, и глубже этой. Но Влад предполагал, что гости прибудут через полчаса-час после атаки «Предейтора», а этого времени хватило только на неглубокую нору и примитивную маску. Теперь он понимал, что ошибся в расчетах, но переделывать ничего не стал. Нора, при всей ее невзрачности, располагалась в размытом осенними дождями углублении на склоне оплывшего древнего кургана. Здесь буйно росли высокие степные травы, теперь большей частью высохшие и хрупкие, словно пожелтевший от времени пергамент, и этот травяной частокол надежно защищал вырытое Басмановым укрытие от посторонних глаз. Не от тех, что направлены на землю с небес, разумеется. На тот случай, если гости решат покружить над лощиной, Влад натянул над углублением мелкоячеистую сетку из биостали, усыпанную сверху сухой травой. Кое-где из ячеек торчали сорванные им стебли травы – не так много, как хотелось бы, но достаточно правдоподобно. Если гости все же сочтут это место излишне подозрительным и решат подстраховаться, выпустив по маске несколько пулеметных очередей, – что ж, он сможет отсидеться в своей норе. Хуже, если они посчитают, что пулеметов недостаточно, и ударят ракетой – тогда нору выжжет вместе со всем ее содержимым. Впрочем, все предугадать невозможно. Например, невозможно сказать наверняка, видит ли его сейчас спутник-монитор, висящий на геостационарной орбите на высоте ста двадцати километров. Зону объекта «Толлан» контролируют пять мониторов, так что вся степь теоретически находится под огромным увеличительным стеклом. А вот идет ли последние несколько часов съемка именно этого участка степи, не известно никому. Если идет, то все его уловки с наряженной в желтые тряпки куклой и вырытым в кургане укрытием, все разбросанные по лощине ловушки и ультразвуковые маячки совершенно бесполезны.

Если же ему повезло...

«Что это за план, в котором все зависит от везения?» – в сотый раз подумал Влад. Нет, никто не спорит: удача для диверсанта – вещь первостепенной важности. Но планировать операцию, успех которой целиком определяется везением... для этого надо крепко верить в свою счастливую звезду.

Или чувствовать себя загнанным в угол зверем.

Пришла пора посмотреть правде в глаза. У них не было другого выхода. У Подполья, теряющего последние силы в борьбе с крепнущим на глазах монстром Белого Возрождения. У Минотавра, ежеминутно анализировавшего ситуацию на всех фронтах их невидимой войны. У лучших аналитиков Центра, пытавшихся спасти заведомо проигрышную партию, жертвуя противнику лучших бойцов Сопротивления – одного за другим. У тех, кто шел на верную смерть, зная, что наградой за нее станут позор и забвение. Другого выхода не существовало.

Мы проиграли, думал Басманов. Видит бог, мы старались изо всех сил. Мы не жалели сил и жизней. Мы бросались на сияющие лезвия колесниц Джаггернаута, надеясь, что груда мертвых тел остановит их стремительный бег. Но нас было слишком мало, а колесниц слишком много.

А теперь я остался один.

Ребята из группы «Зет» не в счет. Сейчас они спят, погруженные в ледяной сон... почти мертвые. Если я не доберусь до «Асгарда», их сон будет длиться вечно, а война, которую мы ведем без малого тридцать лет, окажется бессмысленной.

Тридцать лет... почти вся жизнь... все заканчивается здесь, в этой выкопанной десантным ножом норе.

Он был погружен в темноту. Он лежал, тихий и неподвижный, как змея, караулящая свою жертву, как дракон, терпеливо ожидающий в своем логове появления очередного рыцаря. Время застыло вокруг него, словно гигантская капля янтаря.

Когда лежишь без движения в узкой и тесной пещерке, ожидая гула винтов или рева моторов, память начинает играть с тобой в странные игры. Влад лежал, упершись головой во влажную глину, из которой торчали бледные нити корней, дышал редко и неглубоко, как учили его мастера ци-гун, и думал о прошлом.

«Мне восемнадцать, и наша группа только что вернулась в Центр после выполнения важного задания – мы взорвали водоочистители в порту Антверпена. По всем каналам новостей транслируют одни и те же кадры – тяжелые бурые клубы дыма, ползущие в город со стороны гавани, обломки искореженных металлических конструкций, наполовину погруженный в мутные воды залива огромный и беспомощный танкер „Аякс“, барражирующие над акваторией порта полицейские геликоптеры... Мы торжествуем, мы смеемся и хлопаем друг друга по плечам, ведь у нас так легко все получилось, и теперь жирные европейские свиньи на своей шкуре почувствуют, каково приходится тем, кто вынужден всю жизнь пить зараженную воду...