— У него стёкла фартовые! — возмутился щуплый, — самим Вольфом Мессингом заряженные.

На всякий случай он решил приврать для солидности. Фарт в среде картёжников считался явлением серьёзным. Едва ли можно найти людей суевернее уголовников. Только предприниматели в девяностые сумеют их переплюнуть по количеству примет, в основном, скверных.

Юра хмыкнул. Сам он не верил ни в удачу, ни в Вольфа Мессинга. Только в собственные руки. Он прикинул, стоит ли делиться информацией с сидящими напротив «гигантами мысли», но всё же решился.

— Малява до меня дошла, что к нам гастролёр прибыл, — сказал он. — Легенда у него — писатель. Даже ксива нужная имеется.

— Это другой!, — замотал башкой щуплый. — Он доктор, девку откачал какую-то из тех самых студентов.

— Значит так, — Юра допил последний глоток и встал, раскрывая пухлый бумажник. — К фраеру больше не приближаетесь, увижу рядом — башку оторву. Я сам погляжу, что он за птица.

Он небрежно бросил на стол червонец, при виде которого официантка от счастья залилась румянцем, и, не оборачиваясь, вышел из зала.

* * *

«Чудное видЕнье» моментально прогоняет сон из моей головы. Я даже машинально придвигаюсь ближе к окошку и провожу ладонью по свободному сиденью, словно смахиваю невидимую пыль. Моя суета не остаётся незамеченной и улыбка на лице незнакомки становится шире.

— Экипаж подан, — делаю приглашающий жест. — Присаживайтесь, подброшу вас до Ялты!

— Какой вы смешной! — она садится, расправляя юбку на загорелых коленях. — Я Алла.

— Фёдор, — проглатываю «Михайловича», которого обычно прибавляю при знакомстве. — Алла, вам очень идёт это имя.

Внимательно, можно даже сказать жадно, разглядываю сидящую рядом девушку, но она ничуть этого не стесняется. Блондинка, которая в этом пригородном автобусе выглядит как газель в стаде коров.

Очень яркая девушка. На волосах у неё красная косынка в белый горох, но повязанная не по-крестьянски, а небрежно и эффектно, словно у пассажирки кабриолета, чтобы встречный ветер не растрепал причёску. В тон ей алая помада. Белое летнее платье с красным орнаментом оттеняет загар и завершают картину босоножки, конечно же, тоже красные.

Девушка — вспышка.

Сидящая глубоко внутри трезвая и рациональная часть мозга подсказывает, что я несу полную чушь, но моя спутница радуется моим банальностям и смеётся моим нелепостям.

Алла оказывается лаборанткой с химического завода в Самаре. Они с друзьями собирались осматривать какие-то сады или дворцы, но блондинка подвернула ногу и вынуждена была вернуться в Ялту.

— Зачем вам этот завод⁈ — возмущаюсь я, — Вам необходимо стать актрисой! Я устрою вас на Мосфильм, у меня есть связи!

Алла хохочет, отвечая, что актрисой может стать любая, а вот хорошим химиком быть куда сложнее.

Закатное солнце бьёт нам в глаза, блондинка щурится, и я отдаю ей свои очки. В них она ещё больше становится похожа на кинозвезду.

Она выходит за одну остановку до автовокзала, и я естественным образом увязываюсь за ней. Мы даже не прерываем беседы. На улице становится видно, что она немного прихрамывает, что придаёт её эффектному виду трогательную беспомощность. Предлагаю свою помощь, и она, ничуть не жеманясь, берёт меня под руку.

Идти под руку с мужчиной, это отдельный вид искусства, которым обладают далеко не все девушки. Одни при этом повисают тяжело, словно мешок с картошкой, другие тянут вперёд, как буксир. Третьи никак не могут поймать ритм совместного движения, и их болтает вперёд-назад на каждом шаге.

Алла идёт рядом, невесомая словно пушинка, и в то же время изящная, как прогулочная яхта под защитой грозного крейсера. Крейсером я, естественно, считаю себя.

Вдруг моя спутница запинается, сжимая мой локоть, и с виноватой улыбкой просит присесть, чтобы отдохнуть. Все ближайшие скамейки, как назло, заняты, зато прямо рядом с нами светит неоном вывеска кафе.

— У меня есть идея получше, — говорю.

Народу внутри не протолкнуться, но нам везёт. Прямо перед нами поднимается компания из трёх мужчин. Алла кидается к освободившемуся столику с неожиданной ловкостью. Место очень удобное, этакий отдельный кабинет в нише, в котором можно полностью отгородиться от мира занавеской.

— Рислинг в наших широтах обычно не вызревает, — у меня появляется повод блеснуть эрудицией, — но для наших виноделов нет невозможного! Давайте, отметим их успехи?

Алла не возражает. Официант принимает заказ, а я, пользуясь паузой, отлучаюсь в туалет. Вернувшись, застаю сцену неожиданную и неприятную. Двое из трёх мужчин, освободивших наши места, сейчас вернулись и сидят напротив блондинки, а моя спутница имеет весьма бледный вид. Более того, на ней нет золотой цепочки и крохотных золотых серёжек.

— Добрый вечер, — говорю без всякого дружелюбия, — чем обязаны вашему присутствию?

— Зонтик забыли, — поясняет один, — а поскольку дама скучала, развлекли её парой фокусов.

Он выкладывает на столе перед собой три карты, рубашками вниз. Две дамы, бубновая и червонная хитро подмигивают мне. Между ними тяжёлой жабой лежит пиковый туз. У мужчины самая заурядная внешность. Выделяют его только глаза с неподвижным стеклянным взглядом, словно у рептилии.

Перевернув карты, он начинает быстро перекидывать их между собой. Как игра в напёрстки, и я уже догадываюсь, чем она закончится.

— Здесь! — Алла протягивает палец, едва я успеваю открыть рот.

Мужчина с неподвижными глазами переворачивает карту. Дама червей. Алла молча снимает с себя тонкие дамские часики и кидает на стол. Её лицо бледно, а зрачки расширены.

— Алла, остановись, — прошу я, — ты всё равно не угадаешь.

— Ты не понимаешь! — она вырывает руку, — я проиграла твои очки. Мне нужно их вернуть.

Она отворачивается и пытается содрать с пальца колечко с красным камнем, возможно, с рубином. То упирается и никак не хочет слезать.

— Сколько за всё? — спрашиваю, доставая бумажник. — Я заплачу, и мы расходимся.

Второй мужик, верзила с помятым морщинистым лицом принимается гыгыкать.

— Вы обижаете нас таким предложением, молодой человек, — говорит «рептильный». — Не желаете ли сами испытать удачу?

— Я в цирковые фокусы не играю, — говорю, — ты ещё кролика из шляпы достань.

— Тогда в деберц, — предлагает он.

Деберц, игра почти забытая в двадцать первом веке. Ушедшая в тень буржуйского холдема и откровенно плебейского «козла». А когда-то она, совмещая вариативность преферанса и быстротечность «двадцати одного», гремела по всем советским курортам, обогащая одних и разоряя других.

То ли алкоголь в крови, то ли присутствие Аллы делают меня отчаянно смелым. Сама ситуация напоминает недавнее происшествие на пляже. Тоже девушка, которую обыграл мерзавец и я — заступник и спаситель.

— Новой колодой, — отвечаю.

— Согласен, — пожимает плечами мой соперник. — Тогда мы с вами прогуляемся, а Витя присмотрит за вашей спутницей. А то знаете, какие здесь казановы? Только оглянешься и ищи-свищи, как ветра в поле.

Пугает, понимаю я. Не то чтобы прямо угрожает, но на нервы действует. Алла кидает мне испуганные взгляды. Я пожимаю ей ладонь, мол: «Жди меня, и я вернусь, только очень жди».

Мы выходим на улицу и прогуливаемся до ближайшего киоска «СоюзПечати».

— Колоду карт, пожалуйста, — опережаю я рептильного.

Тот, похоже, не имеет ничего против. Мы возвращаемся, Алла нервно пьёт «Рислинг», верзила читает вытащенную из кармана чрезвычайно мятую газету. Всё выглядит прилично.

— Короткую, — предлагаю, — время позднее. Всем пора по домам.

«Рептильный» кивает и раздаёт карты. А затем начинается разгром.

Я точно вижу, что «финтов» они не используют, но при этом видят мои карты, словно они стеклянные. Никаких зеркальных поверхностей вокруг нас нет. Видя, как я озираюсь и прикрываю расклад ладонью, мой противник победно усмехается.

Ради проверки, я «заряжаю» колоду и в следующей раздаче оба соперника меланхолично пасуют, несмотря на отличные комбинации, «полтинники» у каждого на руках. Проходит меньше часа, и я лишаюсь всей наличности.

— Стоп, — говорю, — деньги закончились.

— По вам видно, человек приличный, — вкрадчиво говорит «рептильный», — мы вам в долг поверим.

— Значит, вы обо мне лучшего мнения, чем я сам, — делаю вид, что поражение меня не расстраивает, — и всё же, я предлагаю остановиться.

Двести пятьдесят рублей переходят к моим соперникам, у меня остаётся мятая трёшка. Маловат мой капитал для серьёзной игры. Уходя, «рептильный» кладёт на стол десятку.

— Банкет за счёт заведения, — усмехается он. — Если хотите вернуть побрякушки вашей прекрасной спутницы, жду вас завтра за этим столиком.

Мы тоже долго не засиживаемся. У Аллы глаза на мокром месте. Серёжки оказываются маминым подарком, а часики бабушкиной семейной реликвией.

— Ты ведь не пойдёшь завтра