В подтверждение своих слов скажу, что самые вкусные чебуреки я ел именно в Крыму, в Дружбе на Сухаревской, той что рядом со склифом, тоже делают такие, что пальчики оближешь, такие сочные что нужна ложка. Но здесь продукт совсем другого уровня.

Вот и сейчас небольшая чебуречная, расположенная через несколько домов, наполняет улицу такими ароматами, что я сразу вспоминаю и об отсутствии завтрака и о вчерашнем скудном ужине. А организм у меня теперь молодой, энергии требует много. А режим питания, как сказал Пончик, нарушать нельзя! С этим сибаритом коротышкой я полностью согласен.

Мы берём горячие, с пузырьками масла на румяных боках, чебуреки. Муха норовит напоить меня пивом, я отказываюсь и беру лимонад. Сам он приникает к бутылке «Ялтинского» как верблюд к источнику в оазисе, из чего я делаю вывод, что вчера Муха злоупотреблял.

— Стоймя его поставь, — провожу я краткий курс начинающего чебурекоеда. — Вертикально держи и кусай сверху, а то весь сок на штанах окажется. Какого хрена ты целую неделю в Ялте делал, если до сих пор чебуреки есть не научился?

— Играл, — повесив голову, отвечает поэт.

Поселили беднягу в гостиницу «Приморская», что традиционно для командировочных работников пера. У меня тоже туда была путёвка. Не «Ореанда», конечно, но комнаты чистые, постельное бельё свежее,публика приличная, а персонал по советским меркам хороший.

Муха строчил свои вирши и любовался с балкона южными пейзажами, пока за завтраком не познакомился с одной компанией. Люди солидные, один спортсмен, пловец, свои фото на пьедестале почёта показывал, второй баритон какой-то провинциальной филармонии, а третий — целый контр-адмирал. Уговорили поэта расписать «пулю». И Муха пропал.

Напрасно беспокоились тёща и супруга, Владлен не вдохновлялся прелестями курортниц на пляже и не читал им своих сонетов под луной. Они сидели в номере у адмирала, между прочим, двухкомнатном люксе на пятом этаже, и играли дни напролёт.

Адмирал проигрывал. К исходу третьего дня он был должен пловцу семьсот рублей, а «баритону» тысячу двести. Самым крупным держателем «акций адмиральского долга» был Муха. Ему «морской волк» задолжал три тысячи рублей.

— «Москвич» хотел купить, — наивно делится со мной Муха. — Четыреста седьмой, морская волна с бирюзой. Моих на дачу возить. Тёща давно мечтала, а я с моих гонораров даже мотоцикл с люлькой позволить себе не могу. Не понимают меня редакторы, хоть ты тресни.

Хотя «четыреста седьмые» уже несколько лет, как сняли с производства, взять такую машину «с рук» имелись хорошие шансы. Особенно если покупать у тех, кто пересаживался с этих, эффектных но слабосильных автомобильчиков, на первые «Жигули», точнее, ещё, по факту, «Фиаты» отвёрточной сборки.

Адмирал воспринимал свои проигрыши стоически, даже с юмором, и совесть Мухи спала сладким сном, когда он мысленно пересчитывал чужие накопления.

Не догадывалась тёща, что лучше бы поэт проводил своё время на пляже, подцепил там легкомысленную отпускницу и предавался бы с ней всем прелестям курортного романа. Это было бы куда безопаснее для семейного очага, чем безвылазное сидение в гостинице. Даже если бы стыдную болезнь подцепил, и то не так страшно. Это лечится. Антибиотики есть, без носа не остался бы. А так остался с носом, но в другом смысле.

На четвертые сутки игра длилась почти двенадцать часов. Муха проиграл двадцать тысяч рублей. Везунчик, пловец-чемпион сразу перестал быть «рубаха-парнем» и намекнул на серьёзные неприятности, вплоть до полёта вниз из кабинки фуникулёра. Растерянный Муха, под влиянием момента написал расписку на собственную квартиру в Москве, в которой на тот момент проживали тёща, жена и двое пацанов дошкольного возраста.

— И как они её забрать собираются? — удивляюсь я.

Выселить советского гражданина из собственного жилья — не шутка. Это не девяностые, «чёрные риэлтеры» ещё даже не родились.

— У них всё схвачено, — объясняет Муха упавшим голосом, — оформляем обмен, квартиру на частный дом в Подмосковье. Якобы нам на природу захотелось, к исконной сельской жизни, — он криво улыбается. — А по факту там барак с земляным полом, туалетом типа сортир на улице и колонкой в паре километров. Не знаю, как я это Наде расскажу. Она мной так гордится, ещё бы «творческая командировка», сборник в очереди на печать… Хоть в петлю лезь, только бы в глаза им не смотреть. ТВОЮ МАТЬ!!!

Чебурек у изливающего душу поэта прорывается, брызгая мясным соком прямо на рубашку. По ней расплывается сочное тёмное пятно. Глаза у Мухи краснеют, об ударе судьбы он рассказывал стоически, а теперь вот такая досадная бытовая мелочь срубает наповал.

— Так двадцать тысяч, или квартиру? — уточняю у расклеившегося поэта. — Что-то я не понял из твоих рассказов.

— Через три дня я должен отдать двадцать тысяч, — Муха пытается оттереть пятно на рубахе носовым платком, — тогда они вернут мне расписку на квартиру. Скажи, Михалыч, ты же с разными людьми играл. Разве такое бывает, чтобы квартиру проиграть? Может, это шутка такая? Напугают и простят? У меня дома на сберкнижке две тысячи отложено. Не бог весть сколько, но пускай забирают, может, поговоришь с ними? Не знаю как я это Алисе Михайловне объясню, тёща у нас семейный бухгалтер, но это лучше чем остаться без квартиры.

Не простят, мне это понятно, как белый день. Взбрыкнуть, конечно, можно. Пойти в милицию, заявить о факте вымогательства. А вдруг мстительные товарищи окажутся? Подготовку-то серьёзную провели. И вряд ли конкретно на Муху охотились, просто раскинули сети в гостинице, где много командировочных. А Муха вырвался на свободу от супружеского присмотра и слопал наживку вместе с удочкой.

— Погляжу я на них, — говорю, — ничего не обещаю, но схожу с тобой и взгляну.

— А мне что делать? — спрашивает поэт.

— Подскажи, где тут можно позвонить.

— Да я не про это, я про себя…

— Выпей вина, сходи на пляж… Самое главное — не отыгрывайся, — советую, — Так что, насчёт телефона?

— В филиале можно, — светлеет лицом Муха, — в приёмной.

— Тогда бывай, — говорю, — через три дня загляну к тебе в гостиницу. Часика в два, как раз после обеда. И вот ещё что… — наклоняюсь и шепчу ему на ухо.

— Михалыч, это же подло, — пугается Муха, — я тебя, получается, подставляю.

— По-другому меня туда не пустят, — хлопаю его по плечу, — Не ссы Муха, прорвёмся.

* * *

Секретарша в приёмной филиала, вертлявая брюнетка, довольно симпатичная, но исключительно вредного характера, долго пытает меня на предмет того, не собираюсь ли я звонить в столицу или в другие места. Предлагаю недоверчивой особе самостоятельно набрать телефон совхоза имени Ковпака и пригласить товарища Бубуна к аппарату.

— Фёдор! — радуется мой знакомый, — а я уже удивился, куда ты пропал? Справлялся о тебе в гостинице, говорят,«не заезжал».

— Всё в порядке, Сергей Геннадьевич, — отвечаю, — с барышней с одной познакомился, так что гостиница не понадобилась.

Не знаю даже, зачем так сказал. Наверное, чтобы секретаршу позлить.

— Ну, ты силён! — смеётся Бубун, — правильно я сделал, что к своим работницам тебя не подпустил.

— Я по поводу книги, — говорю, — можно мне к вам завтра приехать в хозяйство? Наглядно, так сказать, познакомиться с материалом?

— Приезжай! Встретим тебя как полагается.

После происшествия в поезде Бубун радуется мне словно старому товарищу, да и я, откровенно испытываю что-то подобное. Хорошо он себя показал в этой непростой ситуации. Как там раньше говорилось: «С ним бы я пошёл в разведку».

— А Галочку увидеть можно будет? — уже откровенно веселюсь.

— Охламон, Дон Жуан недоделанный! — резюмирует Бубун. — Завтра жду.

Уточняю маршрут и вешаю трубку. Секретарша к тому времени успела рассмотреть себя в зеркальце, подкрасить ресницы и подточить ноготь специальной пилочкой.

— Говорят, у них в совхозе очень вкусный «Мускат», — говорит она задумчиво.

— Вы любите «Мускат»? — спрашиваю заинтересованно.

— Очень люблю, — улыбается она.

— Обещаю, приеду из совхоза, и… — говорю уже от самой двери, — обязательно вам расскажу свои впечатления!

Томной домовладелицы в зоне видимости не оказывается, и своё механическое печатающее чудовище я доставляю в комнату без происшествий. Заправляю в него листок бумаги, но работа категорически не идёт.

И этому есть объяснение. Уже второй день в Крыму, а в море до сих пор не окунулся. Решительно встаю из за стола и отправляюсь на пляж.

* * *

Несмотря на то что сейчас только конец мая, на ялтинских пляжах не протолкнуться, просто яблоку некуда упасть. Отдыхающие со всей страны заняли буквально все возможные места для пляжного отдыха.

Кто-то, кому было не жалко отдавать свои кровно заработанные, пользовались лежаками