Джеймс Стирлинг не успел закончить. Ревущий Абель, одним прыжком преодолев кухню, схватил его за ворот и брюки и вышвырнул через кухонную дверь в сад с такой легкостью, словно отбросил с пути вредного котенка.

— В следующий раз, когда придешь сюда, — выкрикнул он, — я выброшу тебя в окно — и тем лучше, если оно будет закрыто! Явиться сюда, воображая себя Господом Богом, наводящим порядок в мире!

Валенси откровенно и без тени смущения призналась себе, что видела всего лишь немногим более приятные вещи, чем полы сюртука дяди Джеймса, развевающиеся над грядками спаржи. Когда-то она боялась осуждения этого человека. Теперь же ясно видела, что он оказался всего лишь глупым деревенским божком. Ревущий Абель от души расхохотался.

— Теперь он будет годами вспоминать об этом, просыпаясь по ночам. Всевышний перестарался, создав так много Стирлингов. Но коли уж они созданы, приходится считаться с этим. Слишком много, чтобы поубивать их. Но если они будут приходить и беспокоить вас, я перестреляю всех, прежде чем кошка успеет лизнуть свое ухо.

В следующий раз они прислали доктора Столлинга. Ревущий Абель не стал бросать его на грядку со спаржей. Доктор Столлинг не разделял общего мнения, да и поручение его не слишком радовало. Он не верил, что Валенси Стирлинг сошла с ума. Она всегда была чудаковатой. Он, доктор Столлинг, никогда не понимал ее, поэтому она, без сомнения, была чудаковатой. Просто теперь стала более странной, чем обычно. Но у него были личные причины не любить Ревущего Абеля. Когда доктор Столлинг приехал в Дирвуд, он любил совершать долгие прогулки вокруг Мистависа и Маскоки. Однажды он заблудился и после долгих скитаний встретил Ревущего Абеля с ружьем за плечами. Доктор Столлинг умудрился задать ему вопрос в самой идиотской форме, какую только можно было придумать. Он спросил:

— Вы не скажете, куда я иду?

— Какого черта я должен знать, куда ты идешь, гусенок? — презрительно ответил Абель.

Доктор Столлинг был настолько разгневан, что на пару секунд потерял дар речи, а Абель тем временем исчез в зарослях. Доктор Столлинг в конце концов нашел дорогу домой, но больше не желал видеть Абеля Гея.

Тем не менее, он пришел, чтобы исполнить свой долг. С упавшим сердцем Валенси поздоровалась с ним. Ей пришлось признаться себе, что до сих пор ужасно боится доктора Столлинга. Она была почти убеждена, что если он погрозит своим длинным костлявым пальцем и прикажет возвращаться домой, она не посмеет ослушаться.

— Мистер Гей, — вежливо и снисходительно начал доктор Столлинг, — могу ли я несколько минут поговорить с мисс Стирлинг наедине?

Ревущий Абель был слегка пьян — как раз настолько, чтобы быть чрезмерно вежливым и очень приятным. Когда явился доктор Столлинг, он собирался уходить, но сейчас уселся в углу гостиной, скрестив руки на груди.

— Нет, нет, мистер, — важно сказал он. — Это никак невозможно, совсем невозможно. Я должен поддерживать репутацию своего дома. Я отвечаю за эту молодую леди. Не могу допустить никаких заигрываний у меня за спиной.

У оскорбленного доктора Столлинга был настолько ошеломленный вид, что Валенси засомневалась, сможет ли Абель сохранить лицо. Но тот и не беспокоился об этом.

— Кстати, вы что-неть знаете об этом? — дружелюбно спросил он.

— О чем?

— О заигрываниях, — спокойно ответил Абель.

Бедный доктор Столлинг, который никогда не был женат, потому что верил в безбрачие духовенства, пропустил эту грубую реплику мимо ушей. Он повернулся спиной к Абелю и обратился к Валенси.

— Мисс Стирлинг, я здесь по просьбе вашей матери. Она умоляла меня пойти. У меня есть несколько посланий от нее. Вы… — он покачал пальцем, — выслушаете их?

— Да, — вяло произнесла Валенси, уставившись на палец. Он действовал на нее гипнотически.

— Итак, первое. Если вы покинете этот… это…

— Дом, — встрял Ревущий Абель. — Д-о-м. У вас трудности с речью, мистер?

— … это место и вернетесь домой, мистер Джеймс Стирлинг самолично заплатит за хорошую сиделку, которая будет ухаживать за мисс Гей.

Несмотря на свои страхи, Валенси тайком улыбнулась. Должно быть, дядя Джеймс посчитал дело совсем безнадежным, раз готов понести такие расходы. В любом случае, ее семейство больше не сможет унижать или не замечать ее. Она стала для них важной.

— Это мое дело, мистер, — сказал Абель. — Мисс Стирлинг может уйти, если захочет или оставаться, если ей будет угодно. Мы заключили честную сделку, и она вольна выбирать, что ей нравится. Она готовит мне еду, которой я от души наедаюсь. Она не забывает посолить кашу. Она никогда не хлопает дверьми и, если ей нечего сказать, просто молчит. Это необычно для женщины, знаете ли, мистер. Я доволен. Но если ей не нравится, она может уйти. Но ни одна женщина не придет сюда за плату Джима Стирлинга. А если вдруг придет, — голос Абеля звучал опасно тихо и вежливо, — я размажу ее мозги по дороге. Передайте ему это с приветом от А. Гея.

— Доктор Столлинг, Сисси нужна не сиделка, — прямо сказала Валенси. — Она пока что не настолько больна. Ей нужна подруга рядом, та, которую она знает и любит. Уверена, вы можете это понять.

— Я понимаю, что ваши мотивы вполне… хм-м… похвальны.

Доктор Столлинг чувствовал, что демонстрирует действительно широкие взгляды — особенно потому, что в глубине души не верил, что мотивы Валенси заслуживают похвалы. Он не имел ни малейшего понятия, чего ради она делает это, но он был убежден, что хвалить ее не за что. Когда он что-то не понимал, он просто осуждал. Проще простого!

— Но главное — ваш долг перед матерью. Она нуждается в вас. Она умоляет вас вернуться домой — она простит вам все, если только вы вернетесь.

— Довольно слабый аргумент, — задумчиво произнес Абель, насыпая в ладонь табак.

Доктор Столлинг проигнорировал его.

— Она умоляет, но я, мисс Стирлинг, — доктор Столлинг вспомнил, что он посланец Иеговы, — я приказываю. Как ваш пастор и духовный наставник, я приказываю вам вернуться домой, со мной, сегодня же. Возьмите свое пальто и шляпу, и идем.

Доктор Столлинг ткнул пальцем в сторону Валенси. Перед этим безжалостным пальцем она заметно сникла и увяла.

«Она сдается, — подумал Ревущий Абель. — Она уйдет с ним. Проклятье, какую власть этот проповедник имеет над женщинами».

Валенси была готова подчиниться доктору Столлингу. Она должна пойти домой с ним и сдаться. Она превратится в Досс Стирлинг на все оставшиеся ей дни или недели, чтобы вновь стать безвольным бессмысленным существом, каким была всегда. В этом пальце, безжалостно поднятом в небо, ее судьба. Она не сможет сбежать от него, как Ревущий Абель от своего удела. Она смотрела на него, как завороженная птичка на змею. В следующий миг…

«Страх — это изначальный грех, — внезапно раздался тихий голосок откуда-то из глубины сознания Валенси. — Почти все зло в мире происходит потому, что кто-то чего-то боится».