— И как водится, в подвал?

Крестоносец даже комментировать не стал мое замечание, зато прибавил чуть надменно:

— Соваться туда не советую. Там такая надежная и сложная система решеток и ловушек, что даже с армией не прорубиться. Когда одна решетка поднята — две остальные опущены. А рычаг механизма, который приводит все в действие, находится в комнате охраны. Где постоянно дежурит не меньше десятка стражников, вооруженных арбалетами.

— Спасибо, — я прислонился к стене. Что-то устал. Вздремнуть бы сейчас минуток шестьсот. — Ценная информация. Задавай свой вопрос.

— Кто вы? — интонацию тевтонец выбрал нейтральную, почти безразличную, а глаза сверкнули. Похоже, профессиональные навыки бойцов невидимого фронта, они же рыцари плаща и кинжала, неизменны во все века.

Гм, а почему не использовать подвернувшуюся возможность для дезинформации? Мало ли как дело обернется? Пока враг жив, ни в чем нельзя быть уверенным полностью. Так хоть тень на плетень наведу.

— Тайная служба Сына Неба, императора Поднебесной… — произнес я, церемониально кланяясь на китайский манер. В смысле сложив ладони и прижав их к груди.

Брат Альбрехт несколько раз моргнул, потом перевел взгляд с меня на Митрофана. К счастью, у монашка, благодаря какому-то из монгольских завоевателей, глаза были не так чтоб щелочкой, но весьма раскосы.

— Откуда?..

— Это второй вопрос, — прервал я тевтонца. — Договаривались об одном. А теперь, храмовник, заткнись и слушай, какая участь тебе уготована…

* * *

Митрофану затея не очень понравилась, но признавая мое главенство, он хоть и пыхтел, как изобретение семейства Черепановых, но молчал. Наверняка сожалел, что не набрался мужества и не прирезал храмовника. Особенно после того, как тот наотрез отказался покаяться и принять православие. Пришлось даже урезонить парня, чтоб не испортил мне возможной игры. А ну призадумается тевтонец: с чего бы это подданным китайского императора так о распространении греческой веры заботиться?

А может, Митрофан не комментировал вслух мои действия еще и потому, что «его милость», то бишь я, сейчас исполнял роль лошади. Чем вводил паренька в состояние, близкое к ступору.

До скита отшельника, по словам моего спутника, день пути. Так что как только мы выбрались из болота, я предложил ему свое плечо. Не в смысле опереться, а оседлать. Затюканного монастырского служку от этого чуть кондрашка не хватила. Запинаясь и краснея, он начал блеять, что не подобает простолюдину… Но моя милость не снизошла до его душевных терзаний, а попросту взяла за пояс и взгромоздила монашка себе на загривок.

Сперва он сидел, как мышь под веником, а потом привык и даже взялся за работу штурмана. От чего наша скорость передвижения еще возросла. И где-то примерно через часа полтора Митрофан сообщил, что мы протопали половину дороги, и по его прикидкам, вполне может статься, что до вечера будем на месте. Что очень хорошо, поскольку заблудиться в пуще проще простого. Особенно если леший осерчает. К тому же в темное время суток, когда нечисть набирает большую силу, отшельник к себе никого не впускает и даже ни с кем не разговаривает.

Это мне напомнило поговорку, мол, легко быть святым в пуще и куда труднее сберечь святость в борделе. Видимо, отшельник тоже ее знал и, не вполне доверяя собственным силам, старался уберечься от лишнего соблазна. Умно. Что характеризует человека не как героя, а как мудреца. И это именно то, что надо. Геройствовать мы и сами могем, а вот дельный совет не помешает.

К примеру, я все еще сомневаюсь, правильно ли поступил, предоставив судьбу брата Альбрехта воле Господней. В том смысле, что пусть Сам решает: нужен крестоносец еще на этом свете, или уже пора преставиться?

В общем, выдворили мы тевтонца на крышу башни. Оставили ведро с водой и ковригу хлеба. Колбасу рачительный монашек зажал, весомо сообщив мне и рыцарю, что пост способствует очищению души. Люк, ведущий на крышу, сам по себе был сделан на совесть. Ему же и от дождя защищать, и от талого снега. Не говоря уже о том, что крышка не должна в самый неподходящий момент провалиться у кого-то под ногами. Да и засов соответствующий. Усиленный. Ну а я, чтоб уж совсем надежно, еще и вторую преграду установил. Из оторванной ставни, подперев ее поставленной торчком скамьей.

Так что времени у брата Альбрехта достаточно. Захочет жить, успеет с Божьей помощью перетереть веревки раньше, чем умрет от жажды и голода. Ну а дальше либо героически попытается спрыгнуть, либо будет ждать помощи. О том, что подвал затоплен, я ему коварно не сообщил.

А там, глядишь, и наши подоспеют. Если после разговора с игуменом он передаст мои слова светлому князю и тот решит присоединить башню и болото к своим внеоборотным активам.

Потом Митрий в категоричной форме потребовал от меня разрешения похоронить останки. Чему я, естественно, не стал препятствовать. Надеюсь, монашек сделал все правильно и согласно обряду.

— Осторожнее… ваша милость! — Митрофан дернулся и завозился на шее.

Задумавшись, я чуть не приложил его лбом о нависшую ветку.

— Вот еще. И не подумаю, — хмыкнул. — На то ты и всадник, чтоб глядеть, куда скачешь. Сиди тихо, а то сброшу… Далеко еще? Сказывал, к вечеру будем, а уже смеркается.

— Пришли почти, — ответил тот. — За ельником пруд небольшой, на другом берегу роща березовая. В ней брат Феофан и сколотил себе хижину.

Так и оказалось. Пяти минут не прошло, как после густого, словно сцепившегося колючими лапами, ельника перед нами распахнулся просторный и светлый березовый лесок.

«В сосновом лесу веселиться, в березовом — богу молиться. А в еловом — с тоски удавиться. Или как-то так», — всплыло в памяти. Точно подмечено. Ощущение, словно из заточения вышел. Да не просто на свободу, а в родной дом вернулся.

Гм… Почему-то я был уверен, что отшельники живут непременно в пещерах, как медведи в берлоге, а тут натуральный избнакурнож[30]нарисовался. Небольшая хижина, как половина строительного вагончика, взгроможденная на огромный пень. Только крестом увенчана, как часовенка.

А что, вполне изящное и толковое решение. Строить избушку на земле при такой влажной почве глупо. Вмиг сруб сгниет. Но и фундамент надлежащий вырыть запаришься, при почти метровой глубине промерзания в здешних климатических условиях. А в этом случае только и трудов, что по весне пень от молодых побегов очистить. Если не возникнет желание устроить себе еще и беседку…

Стало быть, не ошибся я, заранее записывая отшельника в мудрецы. И мы пришли по нужному адресу.

В этот момент на пороге хижины показалась человеческая фигура. Размашисто осенила крестным знамением заходящее солнце, низко поклонилась, еще раз перекрестилась и скрылась внутри, потянув за собою дверную створку.

Черт! (прости, Господи…) Неужели опоздали? Опять на дворе ночевать придется, утра дожидаясь. Впрочем, в этот скворечник я бы все равно не поместился. Проверено. У ведуньи Мары хатка куда больше была, и то бабуся меня внутрь не пригласила. А вот то, что важный разговор еще на восемь часов отложится, не радует. Да, скорости в средние века не космические, но все же…