– Жасмин. Мы можем говорить начистоту? – с обезоруживающей улыбкой спросил Горский.

Я пожала плечами.

– Смотря о чем.

– Ну тогда смотри о чем, – передразнил Горский, но пальцы его с силой сжали салфетку. – Я нанял за тобой слежку. Потому, что ты меня зацепила там, в тату-салоне. Я признаю это честно. Я действовал как какой-нибудь сталкер. Но в итоге, я знаю, что ты ушла от мужа.

Я не стала спорить. Раз нанял слежку – значит бессмысленно отпираться. Но и поощрять Горского словами или жестами я не решилась. Мало ли… Подумает, что это норма ни с того ни с сего следить за случайной знакомой. Возьмет на вооружение этот экзотический способ ухаживаний.

Не дай бог!

Горский выдохнул, словно нырял в ледяную прорубь и продолжил:

– Ты женщина умная и взрослая. Понимаешь, что мой интерес к тебе не только рабочий.

Я снова промолчала, слегка напрягаясь. Чего он сейчас добивается? К чему эти подводки?

Горский опять выдохнул, надсадно втянул воздуха, прочистил горло и добавил:

– Однако я не собираюсь ни на чем настаивать. Но хочу узнать тебя поближе. И – главное – чтобы ты меня ближе узнала. Может я тебе еще понравлюсь? Удивлю? Очарую?

Вот тут я подняла палец и уточнила:

– Ближе это как?

Горский собирался ответить, но вернулся официант и мне в нос ударил упоительный запах корицы, меда и апельсина.

Глинтвейн оказался просто превосходным. Я немного отпила и подняла глаза на Горского, который цедил свое дорогущее вино. Тот сразу же отреагировал.

– Ближе, это не в плане секса. Хотя, уверен, ты заметила, что в этом плане ты произвела на меня ну просто неизгладимое впечатление. Даже утюгом не разгладить! – он недвусмысленно кивнул на свою вздутую ширинку.

Я смущенно хихикнула. Впервые мужчина ТАК говорил о своем возбуждении в моем обществе. Совсем ничего не смущался. И при этом вел себя так неоднозначно. Я не могла сказать, что Горский меня домогался. Он ведь не домогался. Пара недвусмысленных касаний не в счет. Но одновременно я понимала, что этот мужчина меня добивается.

Все вместе почему-то кружило голову похлеще глинтвейна.

Мне было интересно – что же предпримет Горский дальше. Это походило на захватывающую игру. Впервые я испытывала нечто подобное рядом с мужчиной. Впервые с момента замужества я совсем забыла о том, что несвободна в обществе шикарного самца.

И даже отрезвляющая мысль, что вряд ли у него серьезные намерения не помогла сбросить наваждение.

Горский сверкнул глазами и улыбнулся еще шире. Вот теперь выражение его лица было таким… Даже не знаю. Мне кажется в стрип клубе так на девушек не пялятся.

И при этом он ничего не делал. Вел себя более чем пристойно. Если не считать выпирающей из брюк эрекции.

– Я бы хотел узнать вас как человека, – наконец, закончил Горский.

– Мм… Вообще в наш контракт это не входит…

– Согласен. Но тебе это ничего не будет стоить.

Он как на качелях переходил с «вы» на «ты». Словно нарочно балансировал на разных сторонах границы, не удаляясь и не переходя ее окончательно. Дразнил, но не нарушал правил приличия.

– И я в любой момент могу прекратить это?

– Да! – Горский поморщился. Приоткрыл рот, будто собирался что-то еще сказать. Но промолчал.

– И я еще замужем! – добила я его психологически. Во всяком случае, спутник залпом допил вино и позвал официанта с новой бутылкой.

* * *

Горский

Всю обратную дорогу до гостиницы, где поселилась Жасмин, в машине царила гнетущая тишина. Горский прямо чувствовал, как она распирает барабанные перепонки, бьет по нервам, дергает за них как за гитарные струны, провоцируя тихий звон.

Жасмин была смущена откровениями Влада. Не знала, что сказать. А может не знала, КАК ОТКАЗАТЬ?

От этой мысли у Горского спирало дыхание и хотелось что-нибудь разнести. Со всей дури врезаться в столб, а потом просто купить новую машину. Естественно, когда доставит Жасмин до места назначения в целости и сохранности.

Горский не привык гадать и мучиться в сомнениях – почему женщина так молчалива, почему она так задумчива и по какой причине на ее гладкой переносице то и дело появляются морщинки. А затем сразу разглаживаются.

Горский знал, что у женщин с такой особенностью кожа очень эластичная. И морщины почти не образуются.

Спустя некоторое время Влад понял, что настороженное молчание Жасмин, которая, избегала пересечься с ним взглядом, действует куда сильнее, чем дикие скандалы некоторых других его пассий.

Намного сильнее, чем безобразная сцена, которую закатила Саша на вечеринке Оленевых.

Тогда его больше волновало как отнеслись ко всему окружающие. И даже не столько их мнение о Владе, сколько тот факт, что он испортил влюбленной супружеской паре отличную вечеринку.

За это Горскому было стыдно. Но слова Саши не застряли в сердце занозами, как все то, о чем молчала, но, похоже, думала Жасмин…

Влад буквально не мог сосредоточиться, постоянно думал – что теперь делать. И ощущал как в груди припекает…

Пару раз Горский едва не пропустил красный свет светофора. Задние водилы дико загудели, запиликали своими пиликалками. Горский жутко захотел выйти и навалять им. Вот просто так. Ни за что. По сути за свою же оплошность.

Вместо этого он лишь сильнее вцепился в руль и стиснул зубы до скрежета.

Жасмин покосилась, но ничего не сказала.

Один раз Горский зачем-то пошел на обгон и едва не «чмокнул» в бампер спортивную машину. В последний момент вырулил, выслушал гудение и мат и сильнее стиснул зубы.

Что делает с ним эта женщина?

Горский всегда был осторожен и спокоен на дорогах.

Заглятдинов, когда они ездили вместе проверять заведения, даже подшучивал. Мол, так аккуратно, до миллиметра выверено паркуется только женщина.

Горский только кивал.

Он не особо заморачивался мнением окружающих. Знал себе цену. Знал свои недостатки. И не собирался кого-то переубеждать.

Когда машина притормозила возле гостиницы, Горский все же спросил.

– Все договоренности в силе?

– Да, – выдохнула Жасмин. И выскочила из машины так, что Влад даже дернуться не успел, чтобы выйти и открыть ей дверцу.

Его «До встречи» уже улетело в никуда. Пока Горский выходил из машины, Жасмин уже скрылась за стеклянной вертушкой дверей отеля.

Горский вздохнул.

Да мать же твою! Зачем, ну вот зачем он ей все сказал напрямую?

Про слежку, про сталкерство? Про свой интерес? Разве нельзя было подождать?