Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверное, Тео был прав. Она ничем не отличается от Амины.
Как и Амина, Роя надеялась, что ее брак с королем принесет мир их народу.
Как и Амина, Роя не знала, что вышла замуж за монстра.
Роя двинулась дальше.
Эсси полетела за ней.
«У тебя есть тысяча других причин для беспокойства».
Роя остановилась перед широким витражным окном. Закатное солнце посылало последние лучи сквозь красные и голубые стекла.
Она отказалась от всего, что было ей дорого, ради этого короля. Короля, который виноват в том, что с Эсси произошел несчастный случай. Короля, которому плевать на страдания народа, голодающего из-за налогов, введенных его отцом. Короля, который соблазнил Лирабель, а потом выбросил, как бесполезную вещь.
В груди Рои постепенно поднимался гул. Он потрескивал, вспыхивал, словно молния, разрастался и гудел.
Яркий и живой, он передался Эсси, словно огонь, который перекидывается с одного полена в очаге на другое, постепенно сливаясь в единый костер.
– Ненавижу его, – процедила Роя.
Но несмотря на эти слова, на глазах у нее выступили слезы.
«Ах, Роя, – голос Эсси вдруг ослаб, – как бы я хотела все исправить».
«Ненавижу за то, что он ею попользовался…»
Гул гремел в ушах Рои, дрожал в каждой клеточке, вызывая жар во всем теле. Роя потрясла головой и сцепила зубы, пытаясь заглушить внутренний рев.
«Ненавижу за то, что сделал из меня дуру…»
Глаза Эсси сверкнули яростнее обычного, она заметалась вокруг сестры, неистово хлопая крыльями.
На мгновение Рое показалось, что душа сестры трепещет, вспыхивает и гаснет.
«Но больше всего я ненавижу его за то, что он сделал с тобой!»
Воздух между ними накалился добела. Роя сжала кулаки, из глаз у нее брызнули слезы, и следующие слова вырвались из груди рыданиями.
«За то, что разрушил нас!»
Гул вспыхнул внутри них, опалив обеих, а следом на дом обрушился оглушительный удар, взорвав стекла в окнах и пройдя волной по стенам.
Раскаленный жар между ними угас, уступив место холодной пустоте.
Роя смотрела на белую птицу. Серебристые глаза, не мигая, смотрели в ответ. Но сейчас они казались встревоженными. Напуганными. Смущенными.
«Эсси?»
Молчание сестры пронзило ее.
Роя упустила гул, связывающий их, и теперь потянулась за ним. Но сознание сестры было словно вода, утекающая сквозь пальцы. Гул – такой яркий и сильный мгновение назад – теперь еле трепетал, будто сердце раненого, умирающего существа. Все еще дрожал, но еле уловимо.
Это ужаснуло ее.
Она увидела, как белая птица выпорхнула в разбитое окно и поднялась в небо, окрашенное рубиновыми полосами заката. Роя подбежала к окну. Солнце уже скрылось, но горизонт еще полыхал огнем.
«Эсси!»
Но ей никто не ответил.
Ранее
Когда Дакс приехал в Редколесье в самый первый раз, мать заставила сестер повсюда брать его с собой. Без Дакса Эсси не разрешали ходить к обрыву; если Роя садилась играть в «Богов и чудовищ», ее противником обязательно был Дакс.
Роя ненавидела прыгать в реку с обрыва и никогда не ходила туда с сестрой. А Эсси терпеть не могла настольные игры, поэтому она брала с собой Лирабель и убегала из дома, оставляя Рою наедине с королевским сыном.
Они понимали, что делает их мать, и им это не нравилось. Поэтому они договорились между собой, что не станут дружить с незваным гостем из Фиргаарда, а из принципа будут его сторониться.
Поначалу это было легко. Королевский сын ни разу до этого не играл в «Богов и чудовищ». Он был слабым противником, и Рое было скучно с ним играть. В конце концов, если она постоянно будет у него выигрывать, рано или поздно ему это надоест, и он бросит эту затею.
По крайней мере, так она думала.
Но чем беспощаднее она действовала на доске, тем сильнее он хотел научиться играть так же хорошо. Проигрывая партию за партией, он всякий раз просил ее сыграть еще.
Такое непреклонное рвение, в конце концов возымело свое действие, и она слегка смягчилась. Иногда, когда он слишком долго смотрел на доску, напряженно раздумывая, какой ход сделать, она сдавалась и подсказывала ему, где он недоглядел. Она объясняла, как предугадывать шаги противника. Делилась с ним теми знаниями, что когда-то получила от отца, научившего ее играть в эту игру.
Он быстро схватывал и вскоре стал делать успехи. Странно, но ей это было приятно.
И еще более странным было то, что ему тоже нравилось радовать ее.
Когда его слова вызывали у Рои легкую улыбку, он улыбался шире вдвойне. Когда Роя смеялась, он выглядел так, словно решил головоломку, над которой бился месяцами. Он весь сиял изнутри.
Чем больше они проводили времени вместе, играя в игру, тем сложнее ей давался их с Эсси уговор. Вскоре она уже не могла ненавидеть этого когда-то надоедливого мальчишку из Фиргаарда. По правде говоря, она больше не считала его надоедливым.
«Предательница», – говорил ей внутренний голос.
Однажды Дакс позвал Рою пойти с ним и Эсси к обрыву.
Роя никогда туда не ходила. Она не любила смотреть, как сестра с друзьями прыгает с высоких скал в озеро. Ей становилось дурно, кода она видела их падающими, все ниже, и ниже, и ниже…
Но Дакс уговорил ее.
В тот день возле обрыва она поняла, что ее сестра такая же предательница.
Дакс все упрашивал Рою прыгнуть с ними вместе, но Роя ни в какую не соглашалась. Тогда они пошли вдвоем. Она наблюдала за ними, устроившись в густой траве. Дакс шутил с Эсси точно так же…как он шутил с ней, и Эсси тоже смеялась. Только она не сдерживалась, как Роя – смех ее был громче и свободнее.
Такая была Эсси. Непринужденная и непосредственная. Она могла разболтать секрет первому встречному, совершенно не задумываясь о последствиях.
Роя не понимала, как можно быть такой.
Если бы они с сестрой вдруг стали двумя книгами из кабинета отца, то Эсси лежала бы раскрытой на столе на самом видном месте и приглашала почитать. А Роя была бы спрятанной между сотен других, стоящих высоко на полках.
Но не только смех Эсси задел ее. Сам вид Эсси и Дакса, веселящихся без нее, дразнившихся, плескавшихся водой и гоняющихся друг за другом по камням, заставил ее понять то, что она совсем не хотела понимать.
Она поднялась и пошла прочь.
Эсси побежала за ней.
– Что случилось?
Сестра нагнала ее на тропе, петляющей меж скал; с ее волос стекала вода, и от ветра она слегка поеживалась.
