Важнейшую опору коллаборационистские силы межрайонцев и большевиков нашли в министре внутренних дел Протопопове. В то время, когда небольшой войсковой части хватило бы для восстановления порядка[2292], сознательные провокации, молчаливое попустительство, нарочитое бездействие и вообще «преступная слабость»[2293] министра и его окружения позволили начинающемуся восстанию перерасти в революцию. Совет министров, заседавший с шести часов вечера 24 февраля в Мариинском дворце, беспорядков не касался, а министр внутренних дел даже не счел нужным явиться на заседание[2294]. У чиновников, чувствовавших ответственность и предлагавших помощь в поисках спасительного выхода, создавали ложное впечатление, будто необходимые меры уже принимаются[2295]. Обеспеченная министром внутренних дел пассивность в течение нескольких дней сыграла решающую роль в том, что беспорядки действительно дошли до революции. Протопопов, который сам сдался революционным солдатам и матросам, хвастался этой заслугой, уверяя: «Я оставался министром, чтобы сделать революцию. Я сознательно подготовил ее взрыв»[2296].

Такому развитию событий способствовало также запоздалое, неполное и неверное информирование Ставки со стороны командующего войсками Петроградского военного округа Хабалова. В 5.40 25 февраля, когда на улицы столицы вышла уже почти четверть миллиона повстанцев, Хабалов послал начальнику Генштаба Алексееву первую телеграмму с известиями о беспорядках: «Доношу, что 23 и 24 февраля, вследствие недостатка хлеба, на многих заводах возникла забастовка. 24 февраля бастовало около 200 тысяч рабочих, которые насильственно снимали работавших». Он сообщал о разгроме лавок и трамваев, упомянул о прорыве части рабочих к Невскому проспекту и убийстве Крылова, но вместе с тем рапортовал, что толпа рассеяна и в Петроград вызваны им еще войска[2297]. Сознательная «ложь Хабалова»[2298] придавала политическому революционному движению более безобидный вид поддающейся обузданию экономической стачки. Ту же цель преследовал министр внутренних дел Протопопов в вечерней телеграмме дворцовому коменданту Воейкову, который находился с царем в Ставке. Протопопов тоже объяснял забастовки и беспорядки недостатком хлеба и, хоть называл их «серьезными», тоже умалчивал об их политическом характере, даже утверждал: «Движение носит неорганизованный стихийный характер». Он указывал, что якобы часть толпы не проявляет антиправительственных настроений, что в Москве спокойно, и обещал прекращение дальнейших беспорядков посредством энергичных мер «военного начальства», т. е. Хабалова[2299].

Показательную картину поведения ответственных должностных лиц в тот день оставил бывший начальник царской охраны генерал Спиридович. Он видел братание казаков с толпой после убийства Крылова и в большой тревоге пришел к Протопопову. Министра внутренних дел он нашел «в веселом настроении и, как всегда, очаровательным». Когда Спиридович стал настаивать на предании суду казака, застрелившего пристава, министр ответил, «что теперь все зависит от Хабалова, что теперь беспорядки совершенно его не касаются»[2300]. В присутствии Спиридовича Протопопов по телефону заверил царицу в «энергичном подавлении беспорядков войсками»[2301]. Начальник военного караула, с 24 февраля охранявшего дом Протопопова, офицер лейб-гвардии Павловского полка Гримм, попытался убедить министра в «серьезном характере» беспорядков: «Протопопов шутил, смеялся и высказал, что революцию надо было вызвать на улицу, чтобы раздавить, что теперь и выполняет Хабалов». Агенты охранки в донесениях за тот день, так же как офицер Гримм, предсказывали перерастание беспорядков в революцию. Высокопоставленные большевистские агенты среди них передавали своим начальникам в Департаменте полиции и градоначальстве верную картину развития событий в каждой его фазе. Так, агент по кличке Кочегар подчеркивал: «Если будет упущен момент и руководство перейдет к верхам революционного подполья, то события примут самые широкие размеры». А большевистский депутат III Государственной думы В. Е. Шурканов, как агент охранки по кличке Лимонин — крестный отец думской деятельности Малиновского, ныне рабочий военного завода «Айваз» и член Выборгского районного комитета РСДРП(б), сообщал прямо градоначальнику генералу Балку: «…народ ударился в мысли, что началась революция… что власть бессильна подавить движение в силу того, что воинские части не сегодня-завтра выступят открыто на стороне революционных сил, что начавшееся движение уже не стихнет, а будет без перерыва расти до конечной победы и государственного переворота»[2302].