Пол отрицал, что когда-либо называл ее «плохой матерью»: он скептически отнесся к этой идее из-за негативных отзывов, которые она, подменяя Ларри Кинга в 2004 году, получила за свое интервью с Полом Ньюманом. Однако в обмен за сопровождение на гастролях он пообещал ей провести три месяца в Лос-Анджелесе, чтобы посмотреть, как все сложится с этой работой. Устное предложение Кинга так и не увенчалось подписанием контракта, и в любом случае они уже оба решили, что из-за Беатрис не хотят переезжать в Лос-Анджелес. Хэзер, по его словам, никогда больше об этом не заговаривала (когда настал ее черед задавать вопросы Полу, эту деталь она оспаривала особенно настойчиво).

Последним пунктом обвинений в эгоизме, приведенных в ее письменном заявлении, было то, что Пол «отклонил множество возможностей оказать помощь моим благотворительным организациям» и что его «индифферентное отношение» сделало его выступления от имени этих организаций гораздо менее продуктивными, чем они могли бы быть. Вдобавок он «часто давал обещания сделать финансовые пожертвования на благотворительность, которые позже отказывался выполнять».

Как бы то ни было, под перекрестным допросом в зале суда она признала, что вскоре после их знакомства Пол перечислил 150 тысяч фунтов Фонду здоровья Хэзер Миллз и что впоследствии, когда он сделал ей два денежных подарка на полмиллиона фунтов, он в том числе хотел дать ей возможность продолжать жертвовать на благотворительность. Она также согласилась с оценкой его адвоката, что в период с 2001 по 2005 год его прямой или косвенный вклад в Adopt-A-Minefield — от выступлений на мероприятиях по сбору средств и участия в их организации до ношения красных футболок с надписью «Нет противопехотным минам» во время тура Back in the World — принес кампании около 3,5 миллиона фунтов.

По ее версии, она была «выдающейся» женой: вытащила его из депрессии, связанной со смертью Линды, сделала его способным «лучше общаться» с собственными детьми (особенно с ее тезкой Хэзер) и вернула ему уверенность в себе как в музыканте. Она помогала ему писать песни и по его настоянию сопровождала его во всех турах, участвуя в дизайне их сценического оформления и освещения, даже однажды посоветовала ему сделать наращивание ногтя на левой (перебирающей струны) руке, чтобы уберечь настоящий ноготь от повреждения. Она, по ее собственной формулировке, была «круглосуточно его женой, матерью, любовницей, собеседником, деловым партнером и психологом».

Пол подтвердил, что она была ему утешением после смерти Линды, точно так же как и его друзья и родные, но отрицал, что потерял уверенность в себе, а также то, что она заставила его вернуться к живым выступлениям или внесла какой-либо творческий вклад в освещение и сценографию его гастрольных шоу. То, что на обложке концертного DVD ее отметили как «художественного координатора», было, по его словам, лишь «любезностью, романтическим жестом».

Она утверждала, что, зарабатывая миллионы к моменту встречи с Полом, теперь имела доходный потенциал, равный нулю, — всё благодаря «очернению» со стороны СМИ. Она попыталась вернуться к публичным выступлениям, которые, по ее словам, когда-то приносили ей 10–25 тысяч фунтов в час, но никто не захотел иметь с ней дело. Ее текущие активы составляли около 7,8 миллиона фунтов и стремительно таяли: в последние месяцы она потратила 184 463 фунта только на частные самолеты и вертолеты.

В связи со всем этим самый подробный допрос она учинила Полу о точном размере его состояния. Хотя независимые аудиторы оценили его примерно в 400 миллионов фунтов, она продолжала настаивать, что на самом деле оно превышало эту сумму больше чем вдвое. Когда он сказал, что его собрание произведений Пикассо, Ренуара, де Кунинга и многих других мастеров стоило около 25 миллионов фунтов, она начала зачитывать заключение оплаченной ею художественной экспертизы, согласно которому коллекция тянула аж на 70 миллионов. Когда Мостин возразил, что на такую экспертизу не было дано предварительного разрешения, судья исключил ее из рассмотрения, но и после этого Хэзер продолжала, как это называют адвокаты, «прижимать» Пола на эту тему. Тот сказал судье, что картины были приобретены до знакомства с ней и он хотел бы их сохранить.

Еще одна стычка касалась тридцати его собственных полотен, которыми он когда-то украсил стены Энджел-Реста, их любовного гнездышка в Хове, где Хэзер жила теперь одна. Она претендовала на них как на свою собственность, но кроме двух специально подаренных ей — «Фотографии с цветами» и «Дизайна почтовой марки острова Мэн», — он хотел вернуть их себе, чтобы передать в доверительное управление как будущее наследство для Беатрис и его остальных детей.

Ежегодная сумма в 542 тысячи фунтов, которую она требовала выделить на охрану для нее и Беатрис, заметно отличалась от расходов на те же цели самого Пола в 2005 году — 125 908 фунтов в Великобритании и 264 тысячи фунтов в Америке. В своих досудебных письменных показаниях он говорил, что до брака с Хэзер его меры безопасности носили «ограниченный характер». «В Писмарше не было никаких телохранителей. Случись что-либо подозрительное, за этим следили обычные работники фермы. На Кавендиш-авеню охрана практически отсутствовала. В офисном комплексе в Нью-Йорке был только один охранник на входе… Был один полицейский, который в свободное от службы время держал вахту по ночам, когда я бывал на Лонг-Айленде, а также сопровождал меня в поездках в аэропорт и обратно. Никаких постоянно присутствующих телохранителей в этот период не было… если только я не был в турне или не посещал какие-нибудь громкие мероприятия. Таков был наш образ жизни с моей первой женой и четырьмя детьми».

Напротив, Хэзер после рождения Беатрис начала «все более энергично требовать увеличения мер безопасности, чтобы защитить ее от того, что она рассматривала как посягательство прессы на ее личную жизнь. Она не говорила, что нуждается в этом ради своей или Беатрис личной безопасности. Ее целью скорее было воздвигнуть барьер между собой и фотографами…» По сути, из его слов следовало, что она относилась к папарацци как принцесса Диана и многие другие, менее закаленные, чем он, знаменитости, которые в один момент наслаждались всеобщим вниманием и светом фотовспышек, а в следующий жаловались на «вторжение в частную жизнь».

После их расставания, продолжал он, «мне, к моему большому облегчению, представилась возможность вернуться к организации мер безопасности, которая действовала бо́льшую часть моей жизни в статусе „знаменитости“… Телохранителей у меня нет. Единственный человек, постоянно находящийся рядом, это мой ассистент Джон Хэммел, с которым мы вместе уже тридцать лет. Суду известно, что Хэзер сегодня держит штат в несколько человек, включая шофера и личного тренера. Мистер Хэммел же находится при мне только в дневное время или в те вечера, когда я работаю. По ночам я предоставлен сам себе (кроме тех, когда со мной Беатрис)».

Самая серьезная причина, по которой он не соглашается с «требованиями Хэзер нанять телохранителей на круглосуточной основе, это наша дочь. Моих старших детей, если только речь не шла о гастролях, почти никто специально не опекал. Все они учились в государственных школах. Для детей ненормально жить под постоянной охраной, в любое время дня и ночи. Это выделяет их из сверстников и делает их объектом любопытства, а иногда и насмешек. Такие дети живут в позолоченной клетке. Я не хочу такого для Беатрис. Насколько это возможно, она должна воспитываться в максимально обычных условиях».