— Войну?! — в голосе китежца проскользнули опасные нотки.

— Войну, — кивнул Шеридан. — И поставьте меня на пол, пожалуйста. Здесь не кабак. Напомню также об уголовной ответственности за неуставные взаимоотношения, полковник.

— О да, — Рам хмыкнул, разжимая руки. — Как речь о собственной шкуре — так сразу вспоминаем про уголовную ответственность. Да, полковник?

— Именно, — Шеридан, поняв, что прямо сейчас его никто не убьёт, принялся отвоёвывать инициативу.

— А что тогда про воинские преступления, полковник? — осведомился Костас.

— А их нужно доказать, — ухмыльнулся Шеридан. — Не думаю, что кто-то станет портить сладкий вкус победы из-за кучки дохлых туземцев.

— Тактика… — Рам похлопал его по плечу. — Знаете, Шеридан… Мы же на войне. А тут… Тут случается всякое. Например, за грехи воздаётся куда быстрее и справедливее, чем в мирное время. Так быстро, что военной прокуратуре остаётся лишь закрыть дело и передать в архив.

— Вы угрожаете, полковник Рам? — процедил Филип.

— И в мыслях не было, — заверил его Костас. — Так… Философские размышления. До встречи, полковник Шеридан.

— До встречи, полковник Рам, — процедил корпорат.

Когда китежец вышел, Филип дрожащей рукой открыл тумбочку, достал бутылку виски и, скрутив пробку, сделал долгий глоток. А потом с ненавистью уставился на закрытую дверь. Пережитые страх и унижение требовали мести. А месть — это блюдо, которое подают холодным.

Планета Идиллия. Военная база “Эсперо-1”

Для Чимбика эвакуация и последующие несколько часов прошли, словно в тумане. Он не помнил, как докладывал Савину о выполнении задачи, не помнил, как и что ел в столовой — да и ел ли вообще, — не помнил, о чём говорил в боксе со Схемой.

Перед глазами стояла одна и та же картина — синий игрушечный звездолёт, заляпанный алой, сверкающей на утреннем солнце кровью. В сознании болезненно билась мысль: не успел. Он не смог, не спас беззащитных идиллийцев. Детей.

Сержант не мог с уверенностью сказать когда его начали волновать потери среди дворняг. Когда женщины и дети превратились из приоритетных для создания паники целей в тех, кого он хотел защитить? Когда допустимые потери среди гражданского населения стали для него, Чимбика, недопустимыми? Возможно, это произошло в тот момент, когда он начал узнавать людей ближе? Когда за пустыми цифрами статистики проступили имена и лица, голоса и улыбки? Когда он перестал быть только РС-355085?

В груди репликанта что-то болезненно сжималось, но автодоктор не выявил никаких сбоев в работе тела. Жаль, эта новость не прогнала боль. Может, так у людей болит душа? И это значит что у него, РС-355085, она тоже есть?

Почему-то это открытие не обрадовало сержанта. Он ощущал лишь тупую, лишающую сил боль в груди и не представлял, что с ней делать.

Без особой надежды на успех Чимбик дал команду автодоктору брони ввести дозу обезболивающего. Не помогло. Внутри будто ворочался невидимый для сканеров и диагностов ком колючей проволоки.

Сержант со всей ясностью ощущал, что больше не сможет смотреть в глаза Эйнджеле. Не сможет смотреть в глаза Талике, Динаре, Майку, Нику. Он, Чимбик, никакой не герой, а просто дефектное никчёмное изделие, не способное как следует выполнять свою функцию. Ведь стоило ему отбросить сомнения и начать действовать раньше — дроны могли бы успеть разглядеть огни, и ничего этого бы не случилось. Ничего…

Сержант тоскливо оглядел свою комнату. Стены давили, обычно восхитительно-свежий воздух казался густым и спёртым. Не находя себе места, Чимбик взялся за привычное, успокаивающее действие — чистку оружия. Репликант двигался, словно автомат: бездумно и размеренно. Робот, действующий по заранее заложенной программе. Даже не глядя на руки, сержант совершал ставшие привычными за годы практики движения.

Восхитительно-бездумное, пустое состояние, где нет ни боли, ни мыслей, ни воспоминаний. Наверное так чувствуют себя киборги.

В реальность Чимбика вернул щелчок вставленного магазина.

Опустив взгляд, репликант осознал, что рассматривает свой пистолет — “ИнтерАрмс Мк 5”, грубый и надёжный, как молоток. Чимбик смотрел на него, словно видел впервые. Рассматривал риски на щечках рукояти, царапины и потёртости на корпусе, вытертую до белизны кнопку защёлки магазина.

А потом повернул пистолет к себе и заглянул в ствол.

Казалось, что верное оружие подмигнуло, будто говоря — нажми на спуск, сержант! Нажми, и всё закончится! И не будет больше этого горького, всепожирающего чувства вины и бесполезности! Одно движение пальцем. Ты ведь уже делал так тысячи раз — сначала в учебном классе, затем — на стрельбище, потом — уже на настоящей войне. Нажми! Одно крошечное усилие и странная боль уйдёт.

— Брат, — услышал сержант неестественно тихий голос Блайза.

Тот стоял в дверях напряжённо смотрел на Чимбика.

— Не глупи, — Блайз протянул руку. — Отдай пистолет, пожалуйста.

Чимбик огляделся и заметил Стилета, замершего за Блайзом, и понял, что его мысли для них не были тайной

— Вы чего? — с наигранной бодростью спросил сержант и перекинул оружие Блайзу.

Раздался двойной вздох облегчения, а потом Блайз подскочил и влепил Чимбику затрещину, от которой сержант слетел с койки и растянулся на полу.

— Идиот! — Блайз швырнул пистолет обратно на койку. — Считаешь, что это ты виноват в том, что там случилось? Да ни хрена подобного! Мы сделали всё что могли, понятно?

Чимбик сидел на полу, мотая головой, чтобы прогнать из ушей звон после братской оплеухи. Реальная боль немного отрезвила, заглушив ту странную, что не поддавалась диагносту и обезболивающим.

Но надолго ли?

Молчащий Стилет кинул быстрый взгляд на Блайза, вышел из казармы, достал коммуникатор и набрал номер.

Стоило Блайзу уйти, как к сержанту вернулись воспоминания и тянущая боль в груди. Чимбик лежал на койке, глядя в потолок и всерьёз размышляя, не запросить ли у группы контроля внеплановую диагностику. Мысль о возможной утилизации казалась странно-заманчивой. В конце-концов, зачем функционировать такому дефектному образцу, как он?

Сержант даже не сразу почувствовал, что в комнате посторонний — ещё один признак скрытого дефекта. Он ощутил чужой, неуместный в казарме запах и тело отреагировало до того, как включился разум. Чимбик вскочил, схватил пистолет и, уже вскидывая его, сообразил что это за чужой запах.

Духи.

Сержант моргнул и понял, что целится в Талику.

Она стояла в дверном проёме, настолько же чуждая и неуместная тут, как цветок на танковой броне. За ней Чимбик заметил Стилета. Тот поднял сжатый кулак — знак поддержки — и ушёл, оставив брата наедине с гостьей.