этим он выражает безразличие к ее истинной судьбе? Принимает ли это? Прощает ли? А может, ей все равно. Она, в отличие от Оудена, давно утратила иллюзии и не задает себе сложных вопросов.

Они не говорили в пути, не обсуждали, куда идут и зачем. Лаирду это не беспокоило, в каждом ее движении чувствовалась привычка. Оудену все меньше хотелось бороться со злостью. Если вот это – его новый мир, пусть будет таким.

Они пришли в его спальню, это был единственный раз, когда Лаирда спросила направление, она не помнила, где он живет. Теперь вот будет знать… Не так уж далеко от комнаты, где она проводит другие ночи.

Когда за ними закрылась дверь, она без стеснения скинула платье. Ее тело было прекрасным – он понимал это. Безупречным даже… Но в этом теле больше не было тайны. Оуден не мог избавиться от ужасной мысли, что это тело – всего лишь одна из привилегий, полученных мерами в колонии. Впрочем, именно эта мысль освобождала его. Он был бы робким со своей выдуманной царицей. Лаирду же он толкнул в постель без жестокости, но и без сомнений.

Она была не первой женщиной, оказавшейся в его постели. Первой, кого он полюбил – да. Первой, кого он захотел сделать своей женой – тоже да. Но не первой его любовницей. К этому в колонии всегда было спокойное отношение, превыше всего ставились дети. Его сестра активно пользовалась таким отношением, рожая от кого придется.

Женщины, с которыми он был прежде, вели себя по-разному. Те, у кого поменьше опыта, стеснялись и напрягались. Лаирда – нет. Все, что происходило теперь, она считала прекрасным и сама тянулась к нему. Раз уж она выбрала такой путь, почему бы не получить наслаждение вместе с наградой?

Ее тело уже хранило следы других ночей, уже менялось под их влиянием. Оуден какое-то время опасался, что причинит ей боль – резким движением или своей новой силой… Но нет. Когда он вошел в нее, она застонала от удовольствия, не отвела взгляд, не вспомнила о прошлом. Теперь он понимал, почему она смеялась, когда он хотел сделать ее своей женой. Да ей не нужен муж и узы тоже не нужны! Она ведь все-таки была царицей, пусть и совсем не такой, как он представлял.

Он больше не любил ее – не мог любить. Да и сомневался он, что это было настоящей любовью… Мираж развеялся, а настоящая Лаирда была лишь горячим телом в его постели, больше ничего не было важно. И все же Оуден был осторожен с ней, он не собирался мстить ей за разочарование. Он видел, что такое внимание проявляли не все: нежную кожу Лаирды покрывали шрамы от когтей меров. На плечах и на талии, там, где они впивались в нее в моменты страсти, еще – на бедрах… Это было не раз. Возможно, будет снова. Но и жалости Оуден не чувствовал, он растворился в этом моменте.

Уже потом, когда все закончилось, когда они оба успокаивались, возвращаясь к привычному миру, вернулись и мысли о ее судьбе. Оуден осторожно провел когтем над тонким шрамом у нее на груди и спросил:

– Ты никогда не пыталась это остановить?

– А это невозможно остановить, – усмехнулась она. – Не все так милы, как ты. Некоторые превращаются в зверей… Когда я говорю им об этом, они думают, что это комплимент. Но это не комплимент. Вряд ли они смогли бы вести себя иначе, даже если бы захотели. А они не хотят. Зачем им это?

– Ради тебя, например?

– Но когда они звери, им не важно, кто я!

Она говорила просто «они». Она не уточняла, сколько их было. Оуден и не хотел знать.

Это был странный момент… Тело довольно, в нем еще мелькают искры недавнего удовольствия, тело получило свое. А в душе пусто, и это не только из-за Лаирды. Оуден пытался предугадать, станет ли он таким, как другие меры… настанет ли миг, когда нечто большее ему будет просто не нужно.

Он ожидал, что Лаирда уйдет, как уходила из спальни Седара. Но она, похоже, решила остаться, раз он не гнал ее. А Седар, получается, гнал?.. Если она терпела это, она могла стерпеть что угодно.

Оуден был уверен, что этот день, долгий и непростой, уже закончился. Он слышал в коридоре шаги, но это его не волновало, там постоянно кто-то ходит, меры редко спят по ночам. Если бы он был чуть опытней, он бы, возможно, уже научился запоминать и узнавать звук шагов… Но теперь стук в дверь застал его врасплох.

Он не представлял, кто это может быть, а потому не знал, что ответить. Пока он соображал, его неожиданный визитер устал ждать и сам открыл дверь – как выяснилось, Лаирда даже не потрудилась запереть замок.

Ему казалось, что удивить его еще больше невозможно, а зря. Его изумление достигло предела, когда он обнаружил прямо перед собой Ноэль.

У нее наверняка была причина для визита сюда, но теперь эта причина отошла на второй план. Ноэль тоже замерла на месте, смущенная открывшимся перед ней зрелищем. Вряд ли она ожидала такого! Единственной, кто не поддался всеобщему замешательству, оказалась Лаирда. Она даже не попыталась прикрыться, она села на кровати, не стесняясь собственной наготы.

– Мне уйти или остаться? – уточнила она. – Я не знала, что здесь будут переговоры.

Светлая кожа Ноэль залилась ярким румянцем. Гостья поспешно отвела взгляд.

– Не будет никаких переговоров, я… я позже зайду. Простите, не хотела вас отвлекать!

Пробубнила это кое-как – и бросилась к выходу, будто пауком укушенная. Оуден замешкался лишь для того, чтобы натянуть штаны, а потом поспешил за ней.

И все это было очень плохо.

Как ни парадоксально, самым нормальным из случившегося за вечер было то, что он переспал с Лаирдой – потому что Седар это одобрил. А вот то, что одна из пришельцев явилась к нему, лично к нему, после того, как он и так весь день ходил мрачным, уже вызывает подозрения. Лаирда наверняка сообщит об этом своему господину! То, что Оуден побежал следом, еще хуже. Благоразумнее всего было бы остаться в спальне, посмеяться над диковатой чужачкой и только на следующий день найти Ноэль и извиниться перед ней. Но он так не мог – хоть и сам не понимал, почему. Он даже толком не осознавал, что заставило его бежать за ней: желание узнать, ради чего она пришла, или все объяснить, чтобы она поняла правильно.

Пусть Лаирда доносит кому угодно. Он с этим разберется… так или иначе.

Он догнал Ноэль на палубе, и это было к лучшему. Ночью здесь почти никого