Олеся, наш редактор, активно меня поддержала:

– Абсолютно верно! Вот вчера, например, иду я кзнакомой. И около подъезда ко мне подбегает огромная овчарка, кладет передниелапы мне на плечи и дышит в лицо. Представляете? От ужаса я просто окаменела,сердце – в пятки, чуть не описалась. А рядом стоит хозяин этой собачкиБаскервилей и спокойно так смотрит на всю картину. И по-моему, даже тащится отосознания собственной власти. Я очнулась и как заору: «Уберите собаку!» Он такбрезгливо: «Фу, Диана!» Это я-то – фу? Да он сам – фу! Отстреливать таких надо!

Ксюша глубоко вздохнула в трубке:

– Да, тяжелый случай… Ладно, я поняла твое отношение кпородистым собакам. Ну а бездомные дворняжки в чем провинились? Согласись, чтоони несчастные и совсем не тупые.

– Они гадят, – хмуро ответила я. – Невозможнопройти по улице, не вляпавшись в собачье дерьмо. Приходится постоянно смотретьпод ноги, иначе наступишь в вонючие коричневые комочки. Впрочем, этим грешат идомашние собаки. Не хочу иметь псину и участвовать в засирании города! Не хочу!Мне противно!

Подруга засмеялась:

– Думаю, для тебя это действительно прекрасный стимулдля похудения. Значит, договорились: если проиграешь, заводишь собаку.

– А если проиграешь ты?

– Тогда я вернусь к мужу, – ответила Ксюша. –Фактически мы еще не разведены.

Мне показалось, что она меня разыгрывает.

– Что же в этом ужасного?

– Ты даже не представляешь, как я с нимнамучилась! – воскликнула подруга. – Эти его постоянные подколки иунижения: «Сколько ты прибавила за эту неделю? Уже годишься для борьбы сумо?» Ясебя чувствовала жирным бегемотом! И естественно, от отвращения к себе ещебольше наедалась. Как вспомню о нем, так просто передергивает! Нет, ни за чтона свете не хочу с ним жить! Даже если он и стал мультимиллионером, в чем яглубоко сомневаюсь.

– Ну ладно. И на какой срок заключаем пари?

– Мне кажется, что на срок меньше трех месяцев не имеетсмысла. За это время только-только первый жирок сойдет.

– Значит, три месяца, – уточнила я.

Пожалуй, столько времени я продержусь. И обязательнопохудею. Особенно если учесть, что альтернатива – подбирать на улице собачьикакашки.

Договор с Ксенией неожиданно настроил меня на бодрый лад. Иблаготворно подействовал на мои мыслительные способности. Я поняла, где надоискать документы Аркадия Васильевича. Риелтор мог оставить их только в одномместе – у своей любовницы. Надо успеть побеседовать с ней до конца рабочегодня.

Такая продавщица в магазине «Фарфор—хрусталь» оказаласьодна. Я заметила ее ярко-рыжие волосы еще с порога и устремилась на этоткостер.

Подойдя ближе, я обнаружила, что продавщица совсем не такуродлива, как ее описала моя соседка на поминках. Обыкновенная дурнушка, толькои всего. Бывают девушки, которые уже в юности выглядят как старушки: скорбноопущенные уголки губ, дряблая кожа, блеклые глаза и какие-то затушеванные чертылица. Виктория Акулова (а именно это имя значилось у продавщицы на форменномхалате) принадлежала к их числу. Наверное, поэтому бедняжка и красилась в стольвызывающий цвет – чтобы хотя бы таким способом подчеркнуть свою принадлежностьк молодому поколению.

Я была единственным покупателем в отделе хрусталя, поэтомуВика тут же кинулась ко мне:

– Вам помочь? Что вас интересует: вазы, бокалы, рюмки,салатницы?

– Меня интересует, какие отношения связывали вас сАркадием Васильевичем Бабиченко, – отчеканила я.

На щеках у продавщицы сразу же выступили бордовые пятна,которые образовали веселенькое сочетание с морковным цветом волос.

– А вы его жена? – прошептала Вика.

Вот это хамство! Принять меня за сорокалетнюю женщину, матьдвоих детей! Да мне всего двадцать девять! Ну погоди у меня!

Я напустила на себя суровый вид:

– По факту смерти Бабиченко возбуждено уголовное дело.Вы являетесь главной подозреваемой. Могу я задать вам несколько вопросов?

Акулова тихо ойкнула, побледнела, снова покраснела, и,наконец, лицо ее обрело свой натуральный, землистый цвет.

– Но при чем тут я? – залепетала она. – ВедьКеша умер естественной смертью.

Естественной? Я запоздало вспомнила, что так и неудосужилась выяснить на похоронах причину смерти риелтора. У меня личносложилось твердое убеждение, что без насильственного кровопролития, как вслучае с Виолеттой Копейкиной, не обошлось. Однако теперь меня начали одолеватьсомнения. Но показывать наглой девице свое смятение я не стала.

– Неужели? Следствие пришло к другому выводу. Вы былилюбовницей Бабиченко и пытались увести его из семьи. Аркадий Васильевичотказался бросать жену и детей, и тогда вы убили его.

Вика смотрела на меня во все глаза, а я, довольная произведеннымэффектом, продолжила:

– На вашем месте я бы рассказала все: как онпользовался вашей молодостью, обещал жениться, а потом коварно обманул. Вызнаете, эти подробности могут смягчить судью и присяжных заседателей. Естьнадежда, что вам дадут меньший срок.

– Но Кеша никогда не обещал на мне жениться! –неожиданно темпераментно воскликнула продавщица.

Какая-то старушка, забредшая в отдел хрусталя,заинтересованно взглянула на нас обеих и, для отвода глаз взяв в руки вазочку,стала напряженно прислушиваться к нашему разговору.

– Милочка, не надо упорствовать, – понизила яголос. – В ваших же интересах рассказать правду.

– Но это и есть правда! Мы даже любовниками небыли! – опять неосмотрительно громко ответила Акулова.

Теперь настала моя очередь поражаться.

– А что же тогда Бабиченко делал у вас дома? Телевизорсмотрел? Шоу «Кто хочет стать миллионером»?

Ухо любопытной пенсионерки увеличивалось прямо на глазах.Вика тоже заметила, что нас подслушивают, и сказала:

– Здесь не место для подобных разговоров. Еслиподождете, пока я сдам кассу, можем поговорить у меня дома. Я живу прямо черездорогу.

Уже через пятнадцать минут мы с Викторией входили в дверьтесной однокомнатной квартирки, расположенной на первом этаже панельной башни.

– Пальто можете повесить туда. – Акулова указалана вешалку, загроможденную одеждой. – А это на ноги. – Девушкапротянула мне стоптанные войлочные тапки никак не меньше сорок третьегоразмера. Не исключено, что раньше их надевал покойный Аркадий Васильевич. Отэтой догадки мне почему-то стало не по себе.

– Спасибо, но я, пожалуй, останусь в носках.

– Как хотите, – чуть обиженно отозвалась Вика.