обездвижить алхимика, другое — гладиатора с показателем силы под пятьдесят пунктов. Большинство верёвок и некоторые цепи Уилл мог разорвать даже не особо стараясь — он это мне лично демонстрировал. С Маэстусом всё было ещё веселее — для эффективного и чертовски мощного колдовства ему даже не нужно было что-то говорить или совершать пассы руками. Как только некромант откроет глаза, он погрузит своих похитителей в натуральный костяной ад.

По всему выходило, что мы могли даже не особо торопиться ребятам на помощь. Стоило лишь подождать пару часов, и они сами себя прекрасно освободят. Один раз их застали врасплох и усыпили, но два раза такой фокус не прокатит.

Но если переживать не о чем, почему у меня такое паршивое предчувствие?

— Внимание. На трупы, — сказал Кёльколиуке, вырвав меня из раздумий. Я даже не сразу догадался опустить глаза на землю, но как только опустил — почувствовал, как бледнею.

— Что за…

Точнее всего можно было сказать, что тела убитых слуг Мёртвого Древа начали разлагаться. Только не так, как разлагаются обычные трупы, а с какой-то бешеной, неестественной скоростью. Их кожа бурлила и плавилась, сползая с мышц, которые в свою очередь сворачивались в красно-бурое месиво. Изо ртов, ушей, ноздрей и глазниц на землю вытекали струйки густой алой жидкости, которая моментально впитывалась в землю. И как бы кошмарно это не смотрелось, это было только начало.

Трава и кусты на поле боя на глазах желтели и жухли, листья сворачивались и чернели. Болезнь распространялась через почву, быстро добравшись до деревьев, забираясь вверх по стволам, с которых сразу начала осыпаться кора. Порча Дальнего Бора пришла сюда, не спросив разрешения, и начала победоносное шествие из трупов своих детей.

Теперь, даже если бы я хотел ещё раз использовать «Последний вздох», целей у меня не осталось. «Оленетавры» разлагались вслед за слугами, распространяя бурую слизь на десятки метров вокруг. Полагаю, степь, где пали ещё двое этих рогатых уродов, теперь тоже заражена. Надо признать — эффективная тактика контроля территории. Любое поражение в итоге становится победой.

— Валим, — рявкнул я, подхватывая мешок с припасами и отступая в сторону лошадей, которые снова начали нервничать. Юки не нужно было повторять — она опередила меня и успела схватить поводья, пока перепуганные животные от нас не сбежали. Пара минут — и мы удалялись от проклятой поляны хорошей рысью.

Нужно было найти новое место для лагеря. Нужно было составить план освобождения ребят. Нужно было привести его в исполнение, желательно при этом перебив прислужников Древа и закрыв квест от Мэйв.

И всё это — в течение единственного дня, силами двух чужаков средне-низкого уровня и одного духа-хранителя. Раз плюнуть, короче. Разве когда-то было иначе?

— Если этот Фергал такой Защитник, почему вокруг его могилы собрались эти… эти…

Юки запнулась, пытаясь подобрать определение, но вопрос был понятен и без того. И ответ напрашивался сам по себе.

— Судя по третьему видению, он напоролся на то, за что и боролся. Точнее, против чего. Практика показывает, что если в мире творится какая-то отвратительная малообъяснимая херня, виноват Улхсотот.

Мы нашли другую рощу — в значительном отдалении от первой. Мы убедились, что за нами не следили, насколько вообще могли убедиться. Мы потратили битый час на то, чтобы выработать что-то, похожее на план атаки — и упёрлись в тупик. И вот, чтобы не признавать этого тупика, мы обсуждали что попало. Кёльколиуке остался этим крайне недоволен — и сказал, что будет спать, пока мы не вернёмся к единственно важной теме.

— Опять он?

— Каждый грёбаный раз. Работает как часы. Разве что запаха безумия не хватает, но зуб даю — скоро мы его ещё нанюхаемся.

Первым нашим порывом было отправиться в бой прямо сейчас — пока солнце лишь поднималось к зениту, а силы Древа были изрядно истощены после атаки на наш лагерь. Увы, мы быстро сообразили, что Юки потратила два заряда медведя из трёх, и до отката придётся ждать ещё три часа. Моя боеготовность также оставляла желать лучшего — разовое полное восстановление маны я потратил, «Крепкий орешек» тоже ушёл на откат. Лобовой штурм, даже посреди бела дня, больше напоминал самоубийство. И пусть нам двоим и Уиллу смерть не грозила, я всерьёз переживал за Маэстуса.

Опять же, чужаки мы или нет, кто знает, какими последствиями грозит «нанюхивание» безумием Дремлющего в Бездне?

Юки вяло улыбнулась в ответ.

— Я знаю, как оно пахнет. Хотя почти и не соображаю к этому моменту.

Я вспомнил бешенство Юки, когда Врата Безмолвия отказались открыться перед ней. Дикий рёв, ярость, нити слюны, свисающие из пасти. Её депрессия, отчаяние и ужас тогда достигли пиковой точки — и переросли в безумие Улхсотота. При этом неудача у Врат была лишь триггером, конечной точкой. Настоящая причина — просто прошло время, и состояние Юки ухудшилось.

Она, должно быть, заметила выражение моего лица и закатила глаза.

— Да в порядке я, в порядке. Фиг знает, почему, правда, обычно на девятый день меня начинает плющить по полной.

— А сейчас прямо норм?

— Как в первый день. Как огурчик. Может, на меня как-то фабрика плохо влияет? А тут природа, свежий воздух…

Я хотел было слегка саркастично напомнить, что далеко не вся окружающая природа оказалась полезна для здоровья, особенно ментального. Но меня опередил незнакомый женский голос, раздавшийся за нашими спинами.

— Это не воздух. Это Убежище. Оно награждает тебя за то, что ты вернулась.

Глава восьмая

Сестра Эннис сильно отличалась от своих старших сестёр. Бронаг и Кейла выглядели как близнецы — обе высокие, с копной тёмных волос. Эннис была где-то на полголовы ниже меня, её волосы цвета меди — коротко острижены. И лишь разрез карих глаз да едва заметный угол улыбки выдавали в ней дочь Мэйв.

Дочь Мэйв, которая теперь точно знала, что Юки находится совсем рядом.

Окровавленный обломок снова начал раскаляться во внутреннем кармане. Нужен лишь один точный удар «Когтя», и незваную гостью не спасёт даже высокий уровень. Если я призову Нэсс, и та сможет удержать её на месте хотя бы пару секунд…

— Смири свой гнев, воин. Я пришла с миром, и только с миром — для вас и ваших похищенных друзей.

Я нахмурился, на всякий случай прикоснувшись к Погасшему Солнцу на пальце — то оставалось равнодушно-холодным. Сестра Эннис либо говорила правду, либо сама верила