– Чего ты боишься, Нэл? – улыбнулась Леа. – Скоро Мэг окончательно оправится и начнет их искать. Тогда мое развлечение быстро прекратится. Девчонки безграмотны и наивны, а Мэг упряма, мстительна и по-прежнему очень сильна. Она убьет их. Пожалуй, мне будет немного жаль. Так редко увидишь что-то действительно любопытное, а эти девочки ведут себя не так, как от них ожидаешь…

– Ладно, – кивнула Нэл. – В случае чего, можно будет просто вычеркнуть из веера весь их мир… ты называла его Землей? В нем так мало магии, что уничтожить только этих девчонок или Землю целиком – большой разницы нет. Развлекайся, если тебе интересно, но не забывай – вместе с Дарами Мэг они могли получить и возможность разгадать ее тайну. Как только они к ней приблизятся, мы должны действовать молниеносно. А что думаешь ты, Мэй?

Блондинка подняла глаза, вспыхнувшие яркой синевой.

– Я думаю, догадаются ли они… сумеют ли они… поднимутся ли они до… а еще я думаю – не ОНИ ли это?

– Мир по имени Земля разобщен, несправедлив, нерационален, ограничен и до предела эгоистичен. Нет, не догадаются, не поднимутся, не сумеют, – сурово отрезала Леа. – Это не ОНИ – не бойся и не надейся.

Как ни странно, я не только поставила на нужное время будильник, но и проснулась с утра без особых мучений. Голова была ясной, тело бодрым. На работе тоже все шло как по маслу. Студенты проявляли к учебе неподдельный интерес и добровольно, без малейшего намека с моей стороны вымыли доску. Даже двоечники вдруг стали задавать вопросы – значит, пытались вникнуть в новый материал. Настроение было прекрасным, а декан, признаюсь, совершенно вылетел из головы. Но вечером, уже уходя, я встретила его заместительницу.

С Галиной Викторовной у меня проблем не было – наоборот. Она была порядочным, доброжелательным человеком, искренне болеющим за то, что на ужасном канцелярском языке именуется учебным процессом. Иногда мне кажется, что цель большого начальства в сфере высшего образования – свести этот самый процесс к минимуму. А еще лучше – к нулю. Чтобы был ректор, множество проректоров, бухгалтерия – и студенты, покупающие диплом. Ужасно мешают мерзкие преподаватели, которые портят мелом доски, снашивают ходьбой полы в аудиториях, а самое ужасное – настаивают на том, чтобы прежде выдачи дипломов давать знания. Еще и двойки иногда ставим, представляете? Уж нам и платят мало, и песочат постоянно, а мы все учим и учим, вместо того чтобы подписывать бумажки, не глядя на студентов и поплевывая в потолок.

Галина Викторовна служила чем-то вроде буфера. Будучи по складу характера преподавателем (мне ли не отличить соратника?), она неплохо умела ладить с начальством.

– Вика! – всплеснула руками она, едва завидев меня в коридоре. – Ну что у вас опять с Кузнецовым? Чего он от вас хочет?

Кузнецов – фамилия Николая Петровича.

Я пожала плечами. Честно рассказать, чего он хочет, не поворачивался язык. Тем более, может, чары уже развеялись, и он расхотел.

– Господи, как мы все от него устали! – обреченно продолжила собеседница. – Все заведующие кафедрами просто стонут. Мало того что средства на оборудование уходят неизвестно куда… хотя известно, конечно. Видели яму под окном? Лучший способ отмыть любые деньги – долгострой. Хуже того, Кузнецов сокращает учебные часы.

Галина Викторовна вздохнула. Никогда раньше она не разговаривала со мной так откровенно и эмоционально. Все-таки я вдвое моложе и совсем еще неопытная.

– Я была так счастлива, – она неожиданно сменила тему, – когда нам удалось заполучить вас вести математику. Люди моего возраста привыкли работать хорошо даже за копейки, а для вашего поколения это редкость. Мы всем факультетом нарадоваться на вас не можем! И вдруг Кузнецов меня огорошил – ищите ей замену. Да что ж такое-то? Заведующие кафедрами спорили, в чьих группах вы будете вести занятия, каждый хотел, чтобы у него…

– Честно? – переспросила я, чувствуя, как краснею от удовольствия. А я-то была уверена, что меня никто, кроме Николая Петровича и Галины Викторовны, знать не знает!

– Конечно. Нет, я только сейчас поняла! Мы должны за вас бороться. Я расскажу им, что Кузнецов придирается к вам без оснований. Все-таки к членам ученого совета он не может не прислушаться, особенно накануне перевыборов.

– А нельзя его не переизбирать? – решилась уточнить я. – Раз все им недовольны…

– Зато довольны в ректорате, – пояснила Галина Викторовна. – Там у него очень сильная поддержка.

– Ну и что? Выбирает-то ученый совет, да?

Замдекана с жалостью на меня посмотрела.

– Не все, что называется выборами, Вика, дает возможность выбора. У нас даже кандидата альтернативного нет – какой смысл, ректорат все равно не пропустит! Кого назначили, за того и голосуем. Но скандала на ученом совете Кузнецов вряд ли хочет. Мы постараемся вас защитить. Я завтра же поговорю с людьми. Главное, Вика, не переживайте! Все будет хорошо. Мы вас очень ценим.

Она ушла, а я осталась стоять посреди коридора, блаженно улыбаясь. Надо же, какая я, оказывается, замечательная! Нет, в глубине души я и сама это, конечно, подозревала, однако было крайне приятно, что окружающие тоже так считают. Мерзкий декан не в счет, а вот остальные меня ценят. И студенты, и коллеги. Раньше иногда казалось, что я бьюсь головой об стенку, а толку ноль. Теперь выяснилось: все, что я делаю, не зря! По сравнению с этим наезды Кузнецова – ерунда на постном масле. Отобьемся!

Я уже вышла на улицу, весело напевая про себя, как вдруг страшная мысль пронзила меня насквозь. Какая же я дура! Как я могла принять за чистую монету то, что являлось примитивным результатом колдовства?

Очнись, самодовольная девчонка, и пошевели мозгами! У тебя Дар – вызывать любовь. Это не выдумка, не фантом. В том, что он работает, ты сама убедилась пару дней назад на примере декана. Ты поставила заглушку, но она, естественно, проницаема. Применение Дара нельзя не заметить. Весь день сегодня я чувствовала легкое, почти неощутимое дуновение. Оно вынуждало студентов интересоваться математикой, благодаря ему Галина Викторовна говорила мне хорошие слова. Ничего подобного на самом деле нет. Я заставила людей вести себя не так, как им хотелось!

В горькой тоске я, не глядя, брела вперед. Вообще-то я полагаю, что требовать благодарности несправедливо. Ты ведешь себя хорошо потому, что считаешь это правильным, а не ради поощрения. Меня всегда удивляют восклицания вроде: я все ему отдала, а он не благодарен! Ты отдала добровольно. Благодарность – скорее бонус, чем выписанная по квитанции зарплата.

Все это верно, но, оказывается, одно дело – понимать, а другое – уметь применить к себе. Выяснилось, что мне очень важно, чтобы меня заметили и оценили. Только чтобы это было искренне, а не так ужасно, как вышло у меня.

Дома я поняла, что мне даже есть не хочется. Я без энтузиазма рассматривала пачку с пельменями, когда в дверь позвонили.

На пороге стояла возбужденно-радостная Лиза. Она явно собиралась что-то рассказать, но, увидев мое лицо, передумала.