Офицер имеет черную форму и нашивку с зеленой полосой, под именем. Две зеленые горизонтальные полосы — старший офицер. Их на корабле двое — носовой и кормовой. Вторая зеленая полоска у носового офицера всегда длиннее первой — он старше по должности. Ну и «расческа» у офицера, соответственно, зеленого цвета и может быть сколь угодно длинной. Ибо ограничения по времени службы у офицеров нет.

А вот капитан…

Он — это совершенно отдельная статья.

Насколько удалось выяснить, капитан всегда являлся и владельцем корабля. Возможно, были и исключения, но про них нам не рассказывали.

Нашивка с широкой красной полосой на груди и на рукаве.

Нарукавная — название корабля на красном фоне — и ничего больше.

На груди четыре слова.

Имя — род — место проживания — номер. Ибо капитан — должность, как правило, наследственная. Одним и тем же кораблем могут командовать разные представители рода. Имена же у капитанов часто бывали одни и те же. Даже существовали какие-то там традиции и поверья на этот счет. Мол, чем больше капитанов носит одно и то же имя — тем страшнее будет их противникам. Типа — их нельзя убить, раз на капитанском мостике все время один и тот же человек. Или что-то в этом роде…

Личность эта была почти мифической.

Питался и квартировал он всегда отдельно от всех прочих. Появляться в обществе офицеров тоже почему-то мог далеко не всегда. Существовали какие-то особые правила на этот счет. Его обслуживала специальная команда хорнов, которые тоже жили обособленно от всех прочих. Отличительным знаком этой команды являлась маленькая вертикальная красная полоска на левой стороне груди. И ни один офицер ничего не мог им приказать — попросту не имел на это права. Но это не означало того, что данные хорны были на каком-то привилегированном положении. Скорее — на особом. Ибо карой за любое нарушение ими дисциплины было отнюдь не разжалование. Провинившегося просто выбрасывали за борт в открытом море. Точнее — он прыгал сам при большом стечении народа.

Капитан не был «первым после Бога», как это часто пишут в книгах.

Для своей команды он таковым, по сути, и являлся. Его приказы никем и никогда не могли быть обжалованы.

Любые — и ни при каких обстоятельствах.

Исключением мог быть единственный случай — приказ о сдаче корабля. Вот тут его имел право — и даже обязанность — убить любой офицер. Становившийся в этом случае капитаном. И неважно, что он мог им стать лишь на то короткое время, которое требовалось кораблю для гибели. Имя этого офицера сообщалось его роду, причем это являлось обязанностью победителя. Поэтому тщательно опрашивались все спасенные с борта вражеского корабля люди. Любой из них считал своим долгом рассказать все подробности боя, для того чтобы максимально точно упомянуть о поведении его команды в сражении. Ибо и эти сведения отсылались по месту базирования корабля, становясь частью истории многих родов.

А потом… потом море ждало всех проигравших. И это считалось почетом! Позором был бы тот факт, если бы их отпустили по домам. Мол, они настолько беспомощны, что уже не могут быть достойными противниками! Худшего оскорбления роду трудно было и вообразить…

А сейчас я рассматриваю лежащие перед нами тела. И что их только сюда занесло? Здесь до моря — как до Пекина ползком!

Тщательная проверка дома принесла некоторые интересные результаты. И, в частности, обнаружился подключенный к Интернету компьютер. Вот те раз — тут же никакой связи нет! Ан, выходит, что есть… Прошедший по проводу Торшин сообщил еще одну интересную новость: Интернет оказался кабельным. Линия подключалась к роутеру в подвале, а вот куда она шла дальше…

Слон только в затылке почесал.

Запасы продовольствия тоже оказались непропорциональными — для десятка человек их было многовато. Причем пищевые рационы хорнов вообще складировались в отдельном помещении. И вот тут меня торкнуло в первый раз!

— Олег, — вертя в руках коробку с рационом, спрашиваю я у Павловского, — это ведь на один день, да?

— На день, — кивает капитан. — А что?

— Сколько их лежит на холме? Пятеро? А когда должна рвануть бомба?

Капитан вопросительно смотрит на меня.

— Пять человек попросту не успеют все это съесть! Взрыв произойдет раньше!

Надо отдать должное командиру. Услышав эти слова, он не особо долго размышлял.

— Ларин, Овчинников — повторно обыскать дом! Весь — от подвала до чердака! На все — десять минут! Торшин — на тебе техническая сторона! У них должна быть какая-то связь!

Все верно.

День, на который назначен подрыв атомной мины, известен. И если она заложена где-то здесь, то полным бредом будет затаскивание сюда такого количества продовольствия, которое попросту не сможет сожрать за это время группа прикрытия.

Второе — перед нами только половина штурмовой десятки, во главе с командиром. Где еще пять человек? Если разделить количество пищевых рационов на десять, получается уже несколько ближе к истине…

Коридор!

Скрипят под подошвами ботинок рассохшиеся доски.

Дверь.

Заперто? А нам как-то по фиг… Один хрен, она тут старая, как и весь дом.

Хрясь!

И, жалобно скрипнув, она повисает на одной петле — не рассчитал малость…

Так, тут ничего интересного нет. Здесь, судя по личным вещам, обитал кто-то из «местных жителей». Тех, что с винтовками в руках на улице тусовались. Какие-то тряпки, старые ботинки — на фиг!

Следующая дверь повторила судьбу соседки.

Опять «местные». Разве что малость поопрятнее тут. Фотоаппарат на тумбочке, а что в нем? Мигнул экран.

Вот они, та самая команда, что лежит во дворе, — здесь они еще живые. Улыбаются, машут рукой фотографу. Еще снимок, еще… стоп! В карман его!

Выбегая в коридор, слышу, как трещат двери с противоположной его стороны — там орудует Павел. Да… после нас тут чинить все придется долго. Если, конечно, будет кому…

Снова одна дверь — на этот раз не заперто вообще.

И — разительный контраст с предыдущими комнатами.

Чисто — почти стерильно. Кровать около окна, тонкий матрац, аккуратно заправленное одеяло и небольшая подушка сверху. Серый квадратный мешок-контейнер около стены. Рядом, на столике возвышается небольшая стопка прямоугольных коробок. Пресловутые пищевые рационы — только цвет у них тут другой. Из чего, кстати, вайны эти коробки делают? На вид — картон, но не горит и весьма прочен механически. Разорвать такую коробку — это надо нехило руки напрячь.

Еще комната…

— Вот! — выкладываю перед подполковником коробку с рационом. — Черная — офицерский! И еще…

Торопливо перелистываю снимки в фотоаппарате.

— Во!