Я, конечно, не депутат государственной думы, но некоторый вес имею. Да и вообще — это частный садик, за те деньги, что я перечисляю за двух дочерей, здесь должны вылизывать попу родителям. Но директриса лишь улыбается, настойчиво толкая в меня стульчиком. Не то, чтобы у меня очень здоровый зад, но даже он вряд ли гармонично впишется в этот трон, предназначенный для трёхлетнего малыша. Наш спор становится предметом всеобщего интереса. Уже никто ни с кем не разговаривает, только наблюдают, как мы пихаем стул то в одну, то в другую сторону.

— Ваша крупная фигура в углу, Макар Романович, будет пугать деток, и они забудут текст. Помните наш девиз? Всё только для малышей. Наша цель — счастливый малыш, — подмигнув, широко и наигранно улыбается.

— Давайте я вам уступлю! — Вскакивает с удобного, обитого кожей стула чья-то молодая мама.

На протяжении всего периода, проведенного моими детьми в этом садике, она активно со мной здоровалась.

Еще не хватало, чтобы женщина по моей милости на этом нап?рстке сидела. Ситуация усложняется пыхтящим неподалеку чужим папой. Он громко уговаривает жену сесть на место и не позориться. От этой картины становится неловко всем. Что сегодня за день такой?

— Всё хорошо. — Улыбнувшись, медленно опускаюсь на деревянное микроскопическое сиденье, стараясь не думать о загадочном хрусте под моей задницей.

Теперь я ниже всех, в двадцати сантиметрах от пола. И, несмотря на свой высокий рост, ощущаю себя ущербным. Чувство вполне узнаваемое, мне снова пять — сижу за столом с родителями, они уже не запихивают меня за детский столик, но до общего в гостиной я ещё не дорос и есть могу только с большой подушкой под попой.

Глазеть на меня и улыбаться народ перестает, только услышав первые звуки чересчур громкой музыки. Пытаюсь устроиться поудобнее, но зад невыносимо немеет. Несколько раз осматриваю зал и, не обнаружив мать моих детей, странным образом расстраиваюсь. Меня накрывает волной разочарования, кажется, фаза активного материнства подошла к концу. Машка будет переживать, не могу не злиться на бывшую.

Однако, немного погодя, в проеме двери для выхода выступающих в спектакле детишек замечаю знакомый силуэт — присевшую на корточки Варю. И первые тридцать секунд испытываю несуразное ликование. Я рад, что она пришла, и Машка не будет плакать. Конечно, дело только в этом.

Варя гладит Машку по щеке, успокаивая, словно отправляя дочку на битву с врагом. А затем по стеночке возвращается в зал, к стулу, который для неё держит другая мамашка. Эта мегера, деловито пославшая меня в самом начале со словами «занято», улыбается моей бывшей, как будто старой, доброй знакомой. Все любят мою бывшую: что эта тетка в красном пиджаке, что мой брат. Тут же вспоминаю про их отношения с Романом, и сидеть становится ещё неудобнее. Мой близкий родственник, к счастью, прийти сюда не додумался.

Варя держит за руку Дашку, они улыбаются и хихикают, затем, добравшись до своего места, моя бывшая жена ловко усаживает дочку к себе на колени. Я Дашку взять при всем желании не смогу, потому что мы в секунду окажемся на полу в обломках розового детского стульчика.

Я несколько раз поворачиваюсь, но они меня не замечают, слишком заняты друг другом. Варя одета во что-то белое и воздушное — то ли платье, то ли сарафан, я не разбираюсь. Её длинные блестящие тёмные волосы рассыпаны по плечам. Ей идёт. Мне приходится одернуть себя, потому что я непроизвольно любуюсь представшей передо мной картиной — своей бывшей женой и дочерью. Они переговариваются, что-то шепчут друг другу на ушко, целуются в щёки. Всё выглядит так, как и должно быть у мамы с её сладкой девочкой.

Затем выходят маленькие артисты. Родители дружно задыхаются в умилении и все, как по команде, поднимают телефоны, начав фото-и видеосъёмку. Смотрю лишь на Машку, меня распирает от необъяснимой отцовской гордости, потому что моя — самая красивая. Такая милашка в костюме курочки с золотым гребешком и красными бантами на макушке.

Но вот очередь доходит до её реплики, и Машка столбенеет. Она не может произнести ни слова. Я волнуюсь и хотел бы помочь, подсказать, но я понятия не имею, что именно она должна говорить. Воспитатель шепчет, но Маша смотрит только на маму.

Варя оставляет младшую и прокрадывается к ней на сцену, садится на корточки, чтобы быть с ней одного роста, и вместе они произносят слова. Моя бывшая откуда-то знает весь текст. Они танцуют, поют, смеются, вместе исполняя партию курочки. Машке больше не страшно. А я понимаю, что не дышу. Сейчас передо мной та самая Варя, в которую я однажды влюбился.

Белый подол кружится в свете лучей разноцветных ламп. Она такая артистичная и свободная, ей удается легко завоевать всеобщее внимание и раскрепостить Машку. Дальше дочка, жутко гордая своей мамой, вспоминает все свои реплики и стихи. Топает ножкой, размахивает руками как настоящая артистка. А я не могу перестать смотреть на них.

Обернувшись, Варя лишь чиркает по мне безразличным взглядом и, вернувшись на место, подтягивает Дашку на колени, качает её, аплодируя и подпевая незатейливым песням.

Мы дружно хлопаем и, когда спектакль окончен, я не могу удержать эмоции и решаю подождать на улице. Варя выводит их обеих. Сама останавливается в двух метрах.

— Папа! — кричат девочки, наперегонки меня обнимая, я прижимаю их к себе.

— Здравствуй, Варя. — Подхватываю Дашку на руки.

— Добрый вечер, — кивает она, глядя на дорогу, явно кого-то высматривая.

Печально осознавать — нет больше взглядов глаза в глаза, ничего уже нет. Между нами стена такой толщины, что позавидовало бы бомбоубежище. Понимаю, дело не в её новых, невыносимых для меня отношениях. Инцидент в лифте! Никто не засуживает стать свидетелем подобного, тем более мать твоих детей, но изменить я уже ничего не могу.

У обочины притормаживает машина моего брата. Моя бывшая жена расплывается в счастливой улыбке. Внутри поднимается волна протеста — это неправильно, не должно этого быть.

— Привет, дядя Рома! — хором кричат девчонки и, дергая ручки дверей нашего автомобиля, сами залезают внутрь, каждая на своё сиденье, активно обсуждая прошедший спектакль.

Старший выходит из машины, приближается, протягивает руку, здоровается. А я не могу себя заставить сделать рожу более приветливой. Он хлопает Варю по плечу, и она садится к дружочку на переднее сиденье. Словно облитый помоями смотрю, как отъезжает его машина, как они к друг другу поворачиваются, кажется, разговаривают. Имеет ли право бывший муж указывать жене, с кем ей спать после развода? Конечно, нет. Должен ли младший брат осуждать выбор старшего? Абсолютно точно не должен.

Сегодня утром я ехал в лифте и случайно наткнулся на объявление: «Куплю рога оленя или лося. Дорого». И ниже номер телефона, крупно так, красным цветом выделено. Всё ещё стоя у садика и наблюдая, как они в его автомобиле милуются, вдруг вспоминаю эту дурацкую бумажку. К чему бы это?

Варя