Она всякий раз демонстративно отворачивалась, перехватив мой взгляд, я пожимал плечами и шел дальше, наконец начала попадаться чаще и уже совсем на пути, я вежливо кивал и снова шел, занятый разговорами.

Придворные, стараясь угадать мои маршруты, старательно пытаются следовать в кильватере. Аристократичный Альбрехт и суровый неподдающийся моде Норберт помогали инспектировать дворец, в котором еще много комнат заперты, а затем по знаку Норберта им подали оседланных коней, а мне вывели громадного черного арбогастра, прекрасного статью, роскошной гривой и мощной грудью.

– Проедем через центр, – коротко сказал Норберт. – Горожанам надо чаще напоминать, кто в империи хозяин.

Альбрехт сказал кратко:

– Вы правы, сэр Норберт. Вешать надо чаще.

– Так не дают повода.

– Повод найти можно всегда, – сообщил Альбрехт. – А то как-то не совсем нас…

– Уважают?

– Да, – ответил он. – Эти снисходительные усмешки даже от каких-то булочников…

– Это не повод, – ответил Норберт строго. – Но вы правы, атмосфера мне очень не нравится. Не знаю, как наш сэр Ричард…

– Мне еще больше не нравится, – отрезал я. – Но всю империю не повесить, хотя и хочется.

Несколько всадников тут же молча двинулись следом, город громаден, мы проехали через центральную часть, что сама по себе крупный город, так называемый Старый, проверили многочисленные службы, как и должно быть в столице огромной империи.

У городской управы встретили Паланта с десятком всадников, помогает сэру Рокгаллеру удерживать в городе порядок. Местная охрана не справляется с горожанами, для которых железная рука Скагеррака исчезла, а новой так и не появилось.

Альбрехт, выслушав жалобы Паланта, сказал мне тихо:

– Я же говорил, нас всерьез не воспринимают.

– Мало вешаем?

– Дело не в виселицах, – шепнул он. – Да вы и сами знаете, сэр Ричард.

Я скривился, Альбрехт раньше другие замечает, что происходит в обществе, а здесь, понятно, никак не могут примириться с мыслью, что люди явно ниже их по уровню и развитию, имеют какое-то право командовать и отдавать распоряжения.

– Крепитесь, Палант, – сказал я. – Выстоим.

Он сказал с горькой обидой:

– Ваше величество! Горожане словно бы не замечают, что мы их спасли!.. Конечно, про себя рады, но нам хотя бы спасибо!

Я кивнул в сторону Альбрехта.

– Вон герцог Гуммельсберг уже все понял. Ему такое тоже не ндравится, но понял. Даже терпит.

Палант с надеждой повернулся к Альбрехту, тот с высокомерием поморщил нос.

– А что непонятного? Они аристократы, не заметил?.. По их мнению, их спасти мог только другой аристократ. А мы с вами, дорогой сэр Палант, нечто вроде мужиков из хлева.

– Ну уж из хлева?

– Хорошо, из овина, – согласился Альбрехт. – Как признать, что аристократы сдались с появлением Багровой Звезды, а простые мужики проявили больше отваги и мужества?

– Мы не мужики!

Альбрехт посмотрел на него с сожалением и снисходительной насмешкой.

– В сравнении с ними еще какие. Вот и делают вид, что оно как-то само.

– Как это?

– К примеру, Багровая Звезда заснула, а мы влезли в нее и взялись командовать.

Палант задохнулся от обиды.

– Заснула? Влезли? Им такая битва и во сне не привидится!

– Держитесь, Палант, – сказал я. – Не удержитесь вы, рухнет вся наша армия.

Он остался в непонимании с раскрытым ртом и вытаращенными глазами, а мы поехали дальше. Я перехватил взгляд Альбрехта, наш армейский аристократ понял правильно. Палант плоть от плоти армия, и что сломит его, сломит и все наше доблестное воинство.

Пока ехали через город, я подумал с отстраненной горечью, что наше превосходство не объяснить. И в моем прошлом мире большинство продолжает верить, что был культурный и просвещенный Рим – империя юристов, инженеров и ученых, но эту утонченную цивилизацию разрушили варвары и вандалы, втоптав высокую культуру в грязь.

На самом же деле варвары принесли более высокую культуру, в которой не было рабства, гладиаторов и культа плоти. С варварами пришло христианство, более высокая ступень цивилизации, но простой народ, а он весь простой, видит только блеск и роскошь, именно блеск для него мера культуры и цивилизованности, так что да, нам придется побарахтаться в этом мире всеобщего презрения, держась на поверхности, иначе утонем и растворимся.

Альбрехт сказал невесело:

– Мы явились такими победными… А теперь даже не знаю, чего ждать.

– Нас не принимают всерьез, – произнес Норберт. – А чего ждать… это виднее сэру Ричарду.

– И я не вижу, – признался я. – Никогда не сталкивались с таким противником!.. Никогда битва не разворачивалась в таком пространстве… У нас только одно весомое преимущество…

– Отец Дитрих?

– Да, – ответил я. – Придется вызывать раньше, чем планировал.

– Что начнется, – ответил Альбрехт с тревогой, – что начнется…

– Сплюньте, – посоветовал Норберт мрачно.

– Все равно начнется, – ответил Альбрехт. – Этой войны не избежать. Посмотрите на сэра Ричарда!

Когда вернулись во дворец, по праву завоевателей не оставили коней у конюшни, как хотел педантичный и строгий Норберт, я нахально пустил коня к главному зданию дворца, Альбрехт с одобрением сказал: «Наконец-то!», я услышал за спиной цокот копыт их коней.

Соскочив на первую ступеньку, я бросил повод подбежавшим гвардейцам и сразу наткнулся на укоризненный взгляд.

Из здания вышла и начала красиво и величественно спускаться солнечная девушка в платье цвета полуденного зноя, нежнейшая и миленькая, вся словно акварельный рисунок, вот только брови густо накрашены черным, резко выделяясь на нежном милом личике.

Вообще-то здесь почти все женщины рисуют брови широкими черными лентами, некоторым в самом деле идет, жгучим брюнеткам, особенно немолодым, но на личике этого светлого существа выглядят несколько странно.

Однако же что-то в этом есть, я сам невольно засмотрелся на этот контраст, а она остановилась и взглянула в упор.

Я ощутил, что надо сказать что-то, поклонился и проговорил дежурную фразу:

– Клариссия… Клариссия… кораллы любите, ваше высочество?

Она в изумлении вскинула ресницы, длинные и густые, под которыми блеснули чистые детские глаза.

– Да… а вы откуда знаете?

– Положено, – ответил я таинственно. – И про кларнет знаю, мне положено видеть людей насквозь. Нет-нет, это не значит, что вижу, как расположены родинки и прочие пятна у вас под одеждой, просто у нас на севере такая идиома.