Загрузившись в машину, он махнул нам рукой и, лихоразвернувшись, исчез за ближайшим поворотом.

– Поехали, – сказала я, устраиваясь за рулем. Женькавсе еще оглядывалась, то ли озарения ждала, то ли просто уезжать отсюда нехотела.

– Теперь одна надежда на вскрытие, – с печалью в голосезаметила она.

Вскрытие показало, что Кошкина скончалась от сердечногоприступа. На теле никаких следов борьбы, вообще ничего такого, что позволило быпредположить, что в лесу она оказалась не по своей воле. На странные ожоги наподбородке внимание обратили, с чем связать их появление, не знали, но в целомкартина представлялась ясной. Женщина, находившаяся уже несколько лет наинвалидности, пошла в лес, ей стало плохо, и она умерла.

– Вот уж Аркаша радуется, – злилась Женька. Аркаша,предвидя все возможные гонения на себя со стороны Женьки, специально показалакт вскрытия моей подруге.

– Почему ты так уверена в обратном? – попробовала япризвать Женьку к порядку. На меня документ все-таки произвел впечатление.

– Анфиса, соберись. Что ей делать в лесу, тем более там?

– Аркаша говорит, последнее время она была не в себе, и чтоей могло в голову прийти… кстати, он прав. Она действительно вела себя странно,одно письмо ко мне чего стоит.

– Ты просто хочешь бросить дело на полдороге, –разозлилась Женька.

– Так ведь нет никакого дела, – в свою очередь началазлиться я. – Единственное, что меня смущает, это след ожогов. Но я вот,например, на прошлой неделе ухом к сковородке приложилась.

– Это как? – ошалела Женька.

– Сняла ее с плиты, переложила яичницу на тарелку, тут носзачесался, ну и…

– Ты чесала нос сковородкой?

– Не сковородкой, а со сковородкой в руке, она маленькая.

– Н-да, странные у людей бывают фантазии. Однако даже есливы с Кошкиной сестры по разуму, что она должна была чесать, чтобы прижечьподбородок?

– Не знаю. Я, конечно, согласна с тем, что в милиции отлишней работы в восторг не приходят, но акту я склонна верить. А в нем чернымпо белому: сердечный приступ. И никаких следов насилия, ушибов, синяков ипрочее.

– Человека с больным сердцем достаточно как следуетнапугать.

– Хорошо. Предположим, она зачем-то приехала в лес, и там еекто-то напугал. Но какое отношение это имеет к нашему расследованию? По-твоему,ее отец где-то в лесу клад зарыл? Она за ним пришла, тут появился грибник,дюжий дядька диковатого вида, Кошкина перепугалась и присела под деревом. Дядяпроверил ее кошелек и был таков.

– А ничего поинтересней тебе на ум не приходит? –съязвила Женька. – Ты же человек с богатой фантазией.

– О’кей, другой вариант. Кошкина трусит к магазину, тутпоявляется некто, запихивает ее в машину, сунув под нос хлороформ, привозит влес и начинает допрос: куда она дела золото-бриллианты. Кошкина молчит. Тогдаон переходит к угрозам.

– Зажигалка, – серьезно сказала Женька. – Этомогла быть зажигалка?

– Вполне, – согласилась я и дальше продолжала уже безиронии: – Она испугалась, сердце не выдержало…

– А этот тип остался с носом. Надеюсь, что остался. Хотя онамогла ему все рассказать.

– Что все? – вздохнула я.

– К примеру, где лежит некий документ, который она нашла вдоме отца. В понедельник в квартире появляется молодой человек и документзабирает.

– И что теперь делать? – вздохнула я.

– Искать. Мы обязаны найти этого мерзавца, раз уж милицияискать его не собирается.

– Они ведь не знают того, что знаем мы.

– Аркаша в курсе, я ему все подробнейшим образом изложила.Только ему по фигу. Тетка умерла под кустом от сердечного приступа.Соответствующая бумажка есть, значит, полный порядок.

– Давай еще с кем-нибудь поговорим.

– Можно, конечно, да будет ли толк?

Мы одновременно вздохнули и поехали ко мне. По дороге нас изастал звонок Петечки. Женька буркнула:

– Слушаю, – и шепнула: – Петька установил, откудаКошкиной звонили. Так, хорошо… Через полчаса подъедем. Давай шевелись, –велела она мне. – Едем к Петечке.

Я входила в кабинет Петра Сергеевича со смешанным чувством.С одной стороны, очень надеялась – звонки что-то нам объяснят, с другой – вовсене была в этом уверена. Человек погиб, а нам, между тем, остается лишь гадать,кому мешала Кошкина.

– Анфиса, восхитительно выглядишь, – сказал Петечка,улыбаясь во весь рот. Женька выждала немного и, ничего не дождавшись,поинтересовалась:

– А я что, никуда не гожусь?

– Ты тоже выглядишь неплохо, – милостиво заявил он.

– Неплохо? Что это на тебя нашло?

– Я понял, что любовь к тебе приносит одни страдания, ирешил покончить с этой заразой, вот ищу в тебе отрицательные черты.

– И много нашел?

– Кое-какие успехи есть.

– Надеюсь, тебе повезет больше, чем мне: я вот третий годпытаюсь разглядеть в тебе что-то положительное. Безрезультатно.

– Может, вы прекратите вредничать и мы о делепоговорим? – вздохнула я.

Оба нахохлись и, старательно игнорируя друг друга,устроились за столом. Петечка протянул мне два листа бумаги. Надо сказать, кругобщения у Кошкиной был до того узок, что мне стало мучительно жаль ее. Дваждызвонил бывший муж, несколько раз Ольга, один раз из собеса, трижды изполиклиники, дважды из фирмы «Пегас» и три раза из телефона-автомата.

– Что это за фирма? – спросила я Петечку.

– Стеклопакеты и двери. У них сейчас какая-то акция, большиескидки пенсионерам, вот они всех подряд и обзванивают.

– Два раза – это не слишком?

– Перестань, Анфиса. Сегодня звонит одна девчонка, завтрадругая. Возможно, ваша Кошкина заинтересовалась предложением, и они ейперезванивали. Что в этом особенного?

– Но ты проверил? От них действительно кто-то звонил? –нахмурилась Женька.

– Проверил. Заметь, совершенно безвозмездно.

– Надеюсь, не так, как ты проверил Петренко, – неудержалась подруга.

– А что Петренко? – удивился Петечка.

– А то. Мог бы сказать, что это его фирма.