– Польза от моего грехопадения все же есть, – веселопродолжала Женька. – Чтобы отвлечь меня от непотребных мыслей, он болталкак заведенный. Рассказал мне историю своей жизни. И знаешь, что обидно,Анфиса? В ней нет ничего интересного, я имею в виду – ничего полезного длянашего расследования.

– Скажи, дорогая, – вздохнула я, – существуетмужчина, способный вызвать у тебя положительные эмоции?

– Наверное. Но Павел Ильич к ним никакого отношения неимеет.

– А как же твоя идея выйти замуж?

– За него? С ума сошла, – возмутилась Женька. –Прикинь, что за жизнь меня ожидает? Муж дни и ночи в думах о том, как нажитьочередной миллион, а я в думах, как его спустить. Поход по магазинам междупедикюром и солярием. Ужас. О такой ли жизни я мечтала? Нет, лучше Петечка. Сним мне хоть работать придется, на свою дохлую зарплату он меня вряд липрокормит.

– Значит, Петренко ничего не светит, – подвела я итог.

– Пусть пока рядом пасется, опять же, вдруг что полезноевспомнит. Ладно, я вздремну немного.

Женька еще раз зевнула и отвернулась, а я тихонько встала.Спать совершенно не хотелось. Лучше позвонить Ромке до занятий и немногоповаляться в ванне.

Мужу я позвонила, а вот с ванной вышла незадача. Только ятуда отправилась, как зазвонил телефон. Я бросилась к нему, боясь, что звонокразбудит Женьку.

– Анфиса! – голос Ольги срывался на крик. – Машунашли.

Сердце мое совершило стремительный скачок вниз, от глагола«нашли» я не ждала ничего хорошего. И оказалась права.

– Меня в морг просили приехать, на опознание. А я какподумаю… у меня руки-ноги холодеют. Может, вы это… со мной. Все не так боязно.

– Когда вам нужно быть в морге?

– В одиннадцать.

– Мы за вами заедем.

Закусив губу, я повесила трубку и вздрогнула отнеожиданности, услышав за спиной:

– Кошкину нашли?

Женька стояла в дверях и хмуро смотрела на меня, точно ябыла в чем-то виновата. В старину с гонцами, приносившими дурные вести,обходились круто, и я порадовалась, что те времена прошли.

– Ольга боится ехать одна на опознание.

– Нам к одиннадцати? Пойду умываться.

Женька ушла, а я отправилась на кухню готовить кофе. Когдаподруга там появилась, я с унылым видом таращилась в окно. День был солнечный,но никакой радости я от этого не испытала, хотя с Кошкиной даже не былазнакома. Если не считать ее письма и фотографии.

– Что произошло, Ольга не рассказала? – спросилаЖенька, устраиваясь напротив.

– Нет. По-моему, она сама ничего не знает. Теперь милициявсерьез займется этой историей и… – Я не договорила. Если это убийство, ясно,что расследовать его будут профессионалы, и путаться под ногами нам никто непозволит. Странно, но облегчения от того, что нам больше не надо приставать клюдям с вопросами, а можно отправиться за город, я не испытала. А еще возниклочувство вины, что мы с Женькой опоздали. Хотя это было совсем глупо, раз мыдаже не знаем, когда Кошкина погибла.

– Скверно, да? – спросила Женька, и я молча кивнула.

Выпив кофе, мы начали собираться. Тут в дверь позвонили.Женька находилась в спальне, и открывать пришлось мне. На пороге стоял молодойчеловек в кепке и радостно скалил зубы из-за огромного букета роз.

– Здравствуйте, – сказал он. – Вы ЕвгенияПетровна?

Я убрала ответную улыбку и отрицательно покачала головой.Парень улыбаться тоже перестал.

– А Евгения Петровна здесь живет?

– Здесь. Давайте букет.

Парень с облегчением передал цветы, а я заорала:

– Евгения Петровна, это вам.

Появившись в коридоре, Женька равнодушно взглянула на цветыи закрыла дверь перед носом парня, так и не соизволив сказать спасибо, сунулабукет под мышку, буркнула «ничему дураков не научишь» и пошла в кухню. Япобрела следом, все-таки поинтересовавшись:

– Что плохого в том, что он прислал цветы?

– Нужны они мне… Ладно, хорошие цветочки, пусть стоят. Я бына месте Павла Ильича легла на дно и сигналов не подавала, а он букеты шлет.

– Может, сегодняшняя ночь оставила неизгладимый след в егодуше. Кстати, а почему цветы сюда прислали?

– Я ему твой адрес дала. Ну, чтобы не надоедал в случаечего.

– Вот спасибо, – обрадовалась я. – Надеюсь,привычку присылать цветы по утрам он скоро оставит, потому что если Ромка…короче, он вполне способен переломать конечности твоему Петренко.

– А мне не жалко, – замотала головой Женька. –Лишь бы Ромочке в радость.

– Правильно тебя замуж никто не берет. Ты коварна ижестокосердна.

– Точно. Поехали в морг.

Мы спустились во двор, где на стоянке была моя машина.

– Ты чего вчера про поездку спрашивала, ну про то, чтоПашкин дед возил их к месту своей службы?

Я коротко передала свой разговор с Кошкиным.

– Пашка сказал, может, и ездили куда, но он не помнит.Удивился очень, с какой стати это меня интересует.

– А ты чего?

– Воспылала бурной страстью, и с разговорами ему пришлосьзавязать. Думаешь, там в самом деле какие-то сокровища?

– Хрен знает. Теперь это дело милиции.

– А вдруг правда сокровища? Прикинь, мы найдем клад… Я бытебя в Куршавель свозила.

– А то я без клада не могу туда поехать. И ты можешь,намекни своему Пашке, и, считай, ты уже там.

– Не интересно, – покачала головой Женька. – Вотесли бы клад…

– Если бы клад, старикану ничто не мешало самому его найти.А он шестьдесят лет ждал неизвестно чего.

– Тоже верно, – пригорюнилась Женька. – А вдруг онкакой-то особенный?

– Старикан?

– Клад. Вдруг его просто так не возьмешь?

– А мы, конечно, возьмем?

– Конечно. Лишь бы знать, где искать. Кошкину жалко, –вдруг вздохнула Женька. И я поняла: ее, как и меня, не оставляет чувство вины,и замолчала.

Ольга в компании нескольких женщин ждала нас возле своегоподъезда. Они проводили нас напряженными взглядами.