Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В двух словах и не скажешь. С моей точки зрения –нормальный мужик. Обыкновенный. С другой стороны… было в нем что-то…настораживающее. Может, это из-за рассказов Маши. Она считала отца виновным всмерти матери. По ее словам, он избивал жену, умерла она от опухоли мозга, чтомогло явиться следствием удара. В общем, я не знаю, насколько на моесобственное впечатление повлияли ее рассказы.
– Но она ведь продолжала общаться с отцом после смертиматери?
– Он почти сразу женился, его новая супруга оказаласьмалоприятной особой. Окончив школу, Маша уехала к брату, он был старше ее,успел закончить институт и уже работал, здесь, в нашем городе. Он был женат,имел сына. Она поступила в институт, снимала комнату, потом мы познакомились… –Он вздохнул и, нахмурившись, смотрел куда-то невидящим взглядом. Я вдругподумала, что он, наверное, до сих пор любит свою бывшую.
Я пригляделась к нему. Довольно крупный мужчина,симпатичный, ясно, что не без образования, лицо интеллигентное. Представить егосмертельно боящимся своей жены было затруднительно.
Но тут он вторично вздохнул, плечи опустились, в глазахпоявилась маета, и он вмиг стал похож на типичного подкаблучника. Можно было бынемного поразмышлять на данную тему, но мне не хотелось. Свою прогулку ссобакой он мог прервать в любой момент, а мне еще о многом надо поговорить.
– Ее отец был на вашей свадьбе? – спросила я, чтобывернуть его к интересующей меня теме.
– Конечно. Когда мы поженились, их отношения вроде быналадились. По крайней мере, несколько раз в год мы непременно к нему ездили.Он тоже приезжал, довольно часто. Без супруги. Маша его жалела. Но при этом…было у нее какое-то чувство… брезгливости, что ли. Мы никогда об этом неговорили, но я видел.
– С чем это было связано, как по-вашему?
– Ее мать была красивой женщиной, при этом очень добрым,отзывчивым человеком, по крайней мере так о ней говорили все. Она была хорошейматерью и хозяйкой, в доме все сверкало чистотой… а он относился к нейбезобразно. После ее смерти женился на жуткого вида бабище, которая кормила егослипшимися макаронами и знать не знала, что полы в доме надо хоть иногда мыть.А он души в ней не чаял, боялся поперек слово сказать. – Тут Кошкин опятьвздохнул, возможно, вспомнил свою супругу.
– Значит, вы считаете Машины сложные отношения с отцомследствием того, что она его винила в смерти матери?
– А что же еще? – вроде бы удивился Кошкин.
– Вдруг в его жизни было нечто такое…
– Мне об этом ничего не известно. Я не очень понимаю, зачемвам ее отец.
– У нас есть повод думать, что ее состояние… назовем этобеспокойством, как-то связано с его смертью. Не могла ли она что-то найти… –Договорить я не успела: белый пудель сцепился с фокстерьером, и Кошкин бросилсявыручать питомца. Минут пять он был занят его воспитанием, а когда успокоенныйпудель потрусил рядом, Кошкин посмотрел на меня и пожал плечами:
– Честно говоря, не представляю, что она могла там найти.Особо ценных вещей в доме, насколько я помню, никогда не было, если толькокакие-то бумаги… Но что такого в них могло быть?
– Ее отец воевал?
– Нет, что вы. Его призвали в армию в сорок шестом году, такчто войны он не застал. Служил где-то на Севере, рассказывал, что охранялнемцев, пленных. Они там что-то восстанавливали, по-моему, железную дорогу. Вотон три года… Знаете, – вдруг нахмурившись, после недолгой паузы заговорилон. – Я кое-что вспомнил. Однажды, кажется, это был день рождения тестя,мы были у него в гостях: я, Маша, Илья с семьей, это Машин брат, еще какие-толюди. Степан Иванович довольно много выпил, Маша пыталась его спать уложить, ноон ни в какую. Взял аккордеон, он, кстати, прекрасно играл на аккордеоне, иначал песни петь, на немецком. Очень смешно у него получалось, все хохотали, вобщем, было весело, только Маша вела себя как-то нервно, смотрела на отца едвали не со злостью. Я попытался ее успокоить, в чем дело, спрашиваю. А она:сейчас, говорит, начнет всякую чушь болтать.
– И что, начал? – спросила я. Кошкин взглянул на меня икивнул.
– Да, он тогда здорово разговорился, вроде бы смешныеистории про пленных рассказывал, и все смеялись, может, потому, что выпилимного, и никто над смыслом не задумывался.
– А вы задумались?
– Вроде того. И получилось… как бы это помягче… Мало во всемэтом было смешного. Понятно, еще вчера враги, полстраны в руинах, столько горя,но все равно, они ведь люди… впрочем, нам легко судить, а тогда…
– Какую-нибудь из этих историй припомнить можете?
– Что вы, помилуйте. Сколько лет прошло. Хотя… – Оностановился и внимательно на меня посмотрел. – Знаете, что я вспомнил… Оно каком-то кладе рассказывал. О несметных сокровищах, которые он якобы виделсвоими глазами.
– Несметные сокровища в лагере? – удивилась я. –Может, немцы на золотых приисках работали?
– В тех краях никаких приисков быть не может.
– Тогда что это?
– Выдумки, – мягко улыбнулся Кошкин. – Но в тотмомент я, признаться, засомневался и на следующий день даже с Ильей поговорил.Сам Степан Иванович наутро был неразговорчив и на домашних смотрел сурово, егоя расспрашивать не рискнул, а вот с Ильей…
– И что он сказал?
– Сказал, что историю эту слышит не первый раз. Что впрошлом году они вместе с Павликом, это его сын, ездили со Степаном Ивановичемк месту его службы. Как был там лагерь, так и есть, сокровищам взятьсянеоткуда. К тому же сам Степан Иванович рассказывал, что сокровища эти нашлинемцы, а потом их взорвали.
– Подождите, взорвали во время войны?
– Наверное. Пленные сделать это никак не могли.
– Но как сокровища, в таком случае, мог увидеть СтепанИванович?
– Да, – покачал головой Кошкин. – Чепухаполучается. Может, пленные немцы хранили там свои личные вещи: часы,какие-нибудь украшения. Для парня из деревни, который досыта-то никогда не ел,это настоящий клад. Как считаете?
– Возможно. Правда, мне всегда казалось, что пленныхобыскивают, вряд ли они могли что-то сохранить до своего приезда в лагерь…
Тут я вспомнила фильм «Криминальное чтиво» с рассказомодного из персонажей, как он хранил часы во вьетнамском плену, и задумалась.Чего только на свете не бывает.
– А где служил Степан Иванович?
– Точно место не помню. Неужели вы серьезно думаете, чтоМаша что-то там обнаружила среди его вещей? – вздохнул он.
– Не уверена, – честно ответила я. – Но ничегодругого просто в голову не приходит.