И одновременно ей захотелось спрятаться, отгородиться от самой себя и бурлящего в крови безумного, неукротимого наслаждения. Сладкое томление разлилось в ее груди, и она закрыла глаза. Ей хотелось думать, что все это происходит не с ней – воркорией Окарой Тоберон, – а с маленькой безродной сумеречницей, которая не может отвергнуть своего капитана. Как Кеона…

При мысли о подлой сестре Окара мгновенно напряглась и сжалась. Уж она-то наверняка не упустила бы своего шанса, сама бы вцепилась в Доара.

– Не закрывайся от меня, – с легкой хрипотцой пробормотал хард и смял ее губы таким горячим поцелуем, что перехватило дыхание.

Ощутив, как вновь погружается в пучину забытья, Окара встрепенулась и начала вырываться еще отчаяннее.

– Немедленно отпустите меня, – рассерженно потребовала она. – Я не стану скрашивать вам ночь ни сейчас, ни в обозримом будущем! Кеона давно мечтает о вас, пусть она и греет вам постель!

Сказала и растерянно замолчала. Окара и до этого не жаловала сестру, а стоило представить ее на своем месте, в объятиях Доара, так захотелось придушить во сне подушкой. Такие сильные эмоции она раньше не испытывала, и сейчас, задыхаясь от противоречий, которые разрывали ее сердце и путали мысли, застонала.

Доар шумно вздохнул, глаза мужчины, казалось, стали еще темнее.

– Играешь со мной? – протянул он вкрадчивым, угрожающим голосом, от которого у Окары по телу побежали волнующие мурашки.

Прежде чем она успела ответить, Доар опрокинул ее на стол и властно прижался к губам в сладостном терзающем, безжалостном поцелуе, совершенно не похожем ни на один из предыдущих. Он покорял и требовал подчиниться, словно обещая: если она сдастся, ласки снова станут более нежными и томительными. Игра языка Доара напоминала искушающий танец.

Стараясь не затеряться в густом тумане желания, Окара принялась бить его по плечам и груди кулаками. Тогда губы Доара смягчились, и все внутри девушки запело и затрепетало. Не замечая, как бежит время, она отдалась пламени, бушевавшему в ее крови и искавшему выход. Теплая широкая рука легла ей на затылок и, погладив, притянула ее, трепещущую и изнывающую в жарком томлении, к сильному телу. Твердая плоть вжалась в ее живот, и Окару будто выдернули из невероятно восхитительной агонии, в которой она пребывала.

– Хватит! Я ухожу, и вам меня не остановить, – в негодовании вскричала она и попыталась вывернуться из рук Доара. – Слышите?! Не остановите!

– Вернешься к Ио? – приподнявшись и нависая над девушкой, насмешливо осведомился Доар. – Отказ подчиниться означает, что ты согласна вернуться к нему на службу.

При упоминании имени противного принца Окара содрогнулась, но собиралась настаивать на своем. Стоит проявить слабость, Доар еще раз ее поцелует, и она сама прижмется к нему, а после будет умолять не останавливаться. Этого нельзя допустить, иначе она будет обесчещена. Свобода, гордость и честь— единственное, что у нее на данный момент осталось.

Дрожа всем телом, Окара прижимала расстегнутую рубашку – когда только Доар успел? – к груди. Занятая собственными переживаниями, она не сразу осознала, что руки бессмертного неумолимо привлекают ее к широкой груди. Только когда он рывком подхватил девушку и понес к кровати, она протестующие взвизгнула и принялась брыкаться. Она махала руками и ногами, пытаясь вывернуться и сбежать, но хард держал крепко.

Доар бросил ее на кровать и, едва она собралась улизнуть, быстро накрыл своим телом. Окара тяжело дышала и с ужасом смотрела на мужчину, склонившегося над ней.

– Что вы собираетесь делать? – едва смогла выговорить она.

Доар ухмыльнулся и, рванув рубашку на ее груди, с лениво-неотразимой улыбкой ответил:

– Вести светские беседы.

После этих слов у Окары не осталось сомнений, что ее собираются обесчестить. Нет, не может быть! Ее руки и ноги были крепко прижаты к постели, а обнаженный по пояс мужчина нависал над ней. Ничего другого на ум не приходило.

– Я… – Окара изворачивалась как могла. – Я буду сопротивляться!

– Попытайся, – усмехнулся хард.

– Я буду кусаться! – не сдавалась она.

– Я не против, – согласился Доар.

– Я буду кричать! – в бессилии предупредила девушка.

– Не сомневаюсь, – низким волнующим голосом проговорил бессмертный и склонился над ее грудью.

Ощутив его жгучие поцелуи, Окара едва в самом деле не закричала. Его обжигающие ладони скользили по плечам, рукам, поглаживали чувствительные упругие выпуклости. Поток горячего удовольствия поглотил девушку. Она выгибалась и, кусая губы, безуспешно пыталась сдержать стоны, но руки и рот Доара творили с ней нечто невероятное. Неужели это магия? Почему невозможно сдержаться и не умолять продолжать еще и еще?

Доар разорвал на ней одежду и сбросил с себя брюки. Окара стыдливо зажмурилась, чтобы не видеть его обнаженного тела. Она ощутила, как руки обрели свободу, но, вместо того чтобы ударить харда, обвила его шею, прижалась к его рту робким неумелым поцелуем.

– Ты прекрасна, – выдохнул он в ее приоткрытые губы и тут же накрыл их требовательным поцелуем, в котором хотелось раствориться и пропасть, словно суденышко в густом тумане.

Доар удобно расположился между ее ног, но убегать Окаре не хотелось. Гордость? Она растворилась в жарких поцелуях. Свобода? Да кому она нужна! Честь? Это единственное, что удерживало девушку над пропастью, в которую она так стремилась упасть и затеряться. Темная порочная глубина была слишком притягательна, слишком сладка, слишком близка. Окара не смогла долго сопротивляться и рухнула в неизведанное до этого дня наслаждение, растворилась в мужских объятиях…

Позже, прижавшись к боку Доара, возвращаясь из сладкого забытья, она тяжело дышала и пыталась прийти в себя. Так вот о чем шептались служанки? Теперь Окара понимала, почему при этом так ярко блестели их глаза, а на щеках разгорался стыдливый румянец. Ночь с мужчиной – это безумие, обрушивающее невероятное наслаждение, погружающее в пучину удовольствия. Ей хотелось обнять харда, поцеловать, сказать что-нибудь нежное. Она успела только приподняться на локте, как бессмертный сухо бросил:

– С этого дня ночи ты будешь проводить в моей постели. И никаких возражений.

После такого вопиюще наглого сообщения этот бесчувственный чурбан властно прижал Окару к себе и засопел. Зато у нее от вспыхнувшей ярости сон напрочь пропал. Так она думала, пока не закрыла глаза.

Дверь резко распахнулась и шумно ударилась о стену, словно вошедшая Кеона открыла ее с ноги. Окара тревожно заворочалась и проснулась. Приподнявшись на локтях, посмотрела на пустое место рядом с собой и поняла, что это, наверное, к лучшему. У девушки прямо-таки чесались руки залепить пощечину одному несносному капитану, бессовестно соблазнившему ее. Масло в огонь ее раздражения подлила Кеона. Сестра молча швырнула в нее ворох одежды и, не произнеся ни слова, вышла, с силой захлопнув за собой дверь.