И в этот раз его услышали.

– Вот ты где, – сказала тень, и Фрэнк выскользнул из спальни, загораживая Кирсти дорогу. Поев, он увеличился – казалось, заполнил собой всю площадку – от него несло мясом.

Терять было ничего, и когда он кинулся на нее, Кирсти закричала во все горло. Ей было не стыдно за свой ужас. Плоть и лезвие разделяли буквально дюймы, но она метнулась в сторону и увидела, что уже поравнялась с комнатой Фрэнка. Ввалилась в открытую дверь. Фрэнк ринулся за ней сразу, ликуя от радости.

В этой комнате точно было окно, об этом Кирсти прекрасно знала: она разбила его всего лишь несколько часов назад. Но внутри царила такая тьма, словно ей завязали глаза, даже отблеска луны не пробивалось сюда, зрению было не за что зацепиться. Казалось, Фрэнк тоже растерялся. Его выдал голос: оклик сопровождался свистом ножа, рассекающего воздух. Вверх-вниз, вверх-вниз. Отступая прочь от звука, Кирсти споткнулась о путаницу бинтов на полу и повалилась на пол. Но она тяжело упала не на голые доски, а на скользкий труп Рори. Из-за него не смогла сдержать крик ужаса.

– Вот ты где, – сказал Фрэнк. Звук от рассекаемого воздуха приблизился, нож, судя по всему, находился буквально в дюймах от головы Кирсти. Но она не слышала его. Обняла тело под собой, и подступающая смерть казалось ничем по сравнению с той болью, которую Кирсти испытывала, ощупывая его.

– Рори, – простонала она, радуясь, что умрет с этим именем на губах.

– Все так, – сказал Фрэнк. – Рори.

И почему-то кража имени показалось Кирсти такой же непростительной, как похищение кожи; или так ей говорила скорбь. Кожа – это ничто. У свиней есть кожа; и у змей. Она сплетена из мертвых клеток: их отбрасывали, растили, снова отбрасывали. Но имя? Оно было заклинанием, призывающим воспоминания. И Кирсти не позволит Фрэнку присвоить его.

– Рори умер, – сказала она. Слова обожгли ее, и с ними в голову закралась призрачная мысль…

– Тише, детка…

…о том, что сенобиты ждут, пока Фрэнк не назовет себя. Разве гость в госпитале не говорил что-то о признании?

– Ты не Рори…

– Мы об этом знаем, – последовал ответ, – но больше никто…

– Тогда кто ты?

– Бедняжка. Уже совсем обезумела, да? Это даже хорошо…

– Кто ты?

– …так безопаснее.

– Кто?

– Тише, детка, – сказал он, склонившись к ней во тьме. Его лицо было совсем рядом. – Все пройдет как по маслу.

– Да?

– Да. Фрэнк с тобой, крошка.

– Фрэнк?

– Именно. Я – Фрэнк.

И с этими словами он нанес смертельный удар, но она услышала звук от движения, и увернулась от его благословения. Секунду спустя вновь забил колокол, а голая лампочка посередине комнаты замерцала, оживая. Кирсти увидела Фрэнка рядом со своим братом, нож погрузился в ягодицу мертвеца. Убийца вытаскивал лезвие из раны, но уже смотрел на жертву.

Еще мгновение, Фрэнк вскочил на ноги и уже хотел броситься на Кирсти… если бы не голос.

Тот произнес его имя, спокойно, словно звал ребенка поиграть.

– Фрэнк.

Его лицо «опало», второй раз за ночь. По нему сначала скользнуло удивление, а сразу за ним – ужас.

Он медленно повернул голову, чтобы посмотреть на говорящего. Это был сенобит, его крючки искрились. Позади него появилось еще три фигуры, чья анатомия походила на каталог увечий.

Фрэнк взглянул на Кирсти:

– Это ты сделала.

Та кивнула.

– Уходите отсюда, – сказал один из прибывших. – Теперь это не ваше дело.

– Шлюха! – завизжал Фрэнк. – Сука! Хитрая ебаная сука!

Буря ярости докатилась до нее, когда Кирсти уже была у двери. Схватив дверную ручку, она услышала, как Фрэнк бросился к ней, и повернулась: монстр находился буквально в футе от нее, нож замер в волоске от тела Кирсти. Фрэнк застыл, не мог сдвинуться даже на миллиметр.

В него впились крючки, в плоть рук и ног, вонзились, свернувшись, в лицо. К крючкам были прикреплены натянутые цепи, которые крепко держали сенобиты. Слышался тихий звук: Фрэнк сопротивлялся, и зазубрины рассекали мускулы. Его рот широко растащило, кожа на шее и груди уже вскрылась.

Нож выпал из пальцев. Фрэнк в последний раз неразборчиво выругатался, тело вздрогнуло, когда Фрэнк проиграл битву с теми, кто пришел забрать его. Дюйм за дюймом его подтаскивали на середину комнаты.

– Идите, – раздался голос одного из сенобитов. Кирсти уже не видела их из-за воздуха, красного от крови. Приняв приглашение, она открыла дверь, а Фрэнк за ее спиной начал кричать.

Когда Кирсти вышла на площадку, с потолка посыпалась пыль от штукатурки; дом роптал от подвала до стропил. Надо было уходить быстро, прежде чем вырвавшиеся на свободу демоны, кем бы они ни были, не растащили это место на части.

Но, хотя время было на исходе, Кирсти не смогла не бросить последний взгляд на Фрэнка, убедиться, что больше тот не станет ее преследовать.

Он бился в агонии, крюки пронзили его в десятке мест или даже больше, свежие раны появлялись до сих пор. Распростертое в воздухе под единственной лампочкой, его тело растянуло за пределы выносливости плоти, и Фрэнк кричал, и в другой ситуации Кирсти бы почувствовала жалость, но сейчас все понимала лучше.

Неожиданно его крики прекратились. Последовала пауза. В последнем демонстративном вызове сенобитам Фрэнк с трудом поднял свою тяжелую голову и уставился на Кирсти, вся растерянность, вся злость исчезли из его взгляда. Глаза мерцали, изучая ее, подобно жемчужинам в падали.

В ответ цепи натянулись еще сильнее, но сенобитам не удалось вытянуть из него больше криков. Вместо этого Фрэнк показал Кирсти язык, быстро провел им туда-сюда по зубам: жест похотливого распутства, далекого от раскаяния.

А потом Фрэнк разошелся по швам.

Конечности отделились от торса, голова – от плеч в мешанине из обломков костей и мяса. Кирсти резко захлопнула дверь за секунду до того, как в нее с глухим стуком что-то врезалось. Наверное, его голова.

Спотыкаясь, Кирсти отправилась вниз, а в стенах выли волки, грохотали колокола и повсюду – воздух от этого сгустился, как дым, – парили призраки раненых птиц, не способных летать, со сшитыми воедино кончиками крыльев.

Кирсти добралась до первого этажа, пошла к выходу, но когда до свободы было уже рукой подать, услышала, как кто-то зовет ее по имени.

Это была Джулия. На полу в прихожей виднелся кровавый след, идущий от места, где Фрэнк оставил ее, в столовую.

– Кирсти… – снова позвала она. Звук был жалкий, и пусть воздух уже задыхался от крыльев, Кирсти не могла не пойти на этот зов, войдя в столовую.

Вся мебель превратилась в тлеющие угли; пепел сразу бросился в глаза, покрывая все вокруг дурно пахнущим ковром. И там, посредине этой домашней пустоши, сидела невеста.