Как видим, прагматизм, вслед за позитивизмом, претендует на статус универсальной методологии, точнее метода[1317], позволяющего разрешить многие фундаментальные метафизические вопросы. «Прагматистский метод, — подчеркивает Джеймс, — это прежде всего метод улаживания метафизических споров, которые без него могли бы тянуться без конца. Представляет ли собою мир единое или многое, царит ли в нем свобода или необходимость, является ли он материальным или духовным? Все это одинаково правомерные точки зрения на мир, и споры о них бесконечны. Прагматистский метод в подобных случаях пытается истолковать каждое. мнение, указывая на его практические следствия. Какая получится для кого-нибудь практическая разница, если принять за истинное именно это мнение, а не другое? Если мы не в состоянии найти никакой практической разницы, то оба противоположных мнения означают по существу одно и то же, и всякий дальнейший спор здесь бесполезен»[1318].

Эти рассуждения Джеймса очень важны для понимания существа как самого прагматизма, так и современной философии, ибо здесь пересматривается само понимание природы философии. Начиная с древности и вплоть до А. Шопенгауэра, философия была ориентирована, по сути, на достоверном постижении бытия природы, включая и бытие человека, как часть этого мира. Философская мысль в целом двигалась от природы к человеку. Однако, начиная с Шопенгауэра, мысль философа двигалась от человека к миру[1319], интерес к природе, разумеется, не угас, но философа теперь стало интересовать не то, как устроена природа сама по себе, а то, какое значение имеет ее строение для человек^, что следует для человека из его знания природы. Взгляд Джеймса на сущность метафизических проблем выражает эту установку современной философии. «Вся задача философии должна была бы состоять в том, чтоб указать, какая получится для меня и для вас определенная разница в определенные моменты нашей жизни, если бы была истинной та или иная формула мира»[1320]. Выяснение значения, которое для нас может иметь та или иная картина, служит основанием для ее выбора. Следовательно, человек склоняется к той или иной системе взглядов не потому, что считает ее истинной, а потому, что она в наибольшей степени отвечает его умонастроению, эмоциональному состоянию, интересам. И поскольку прагматизм не защищает никаких специальных учений, а является только методом, то он открыт для многих философских направлений. Прагматизм как метод, по словам Джеймса, «представляет собой только известное отношение к вещам. И именно такую точку зрения, которая побуждает нас отвращать свой взор от разных первых вещей — принципов, „Iкатегориймнимых необходимостей и заставляет нас смотреть по направлению к последним вещам — результатам, плодам, фактам»[1321]. Из эти слов становится очевидным, что прагматизм имеет в качестве своего предмета «наш человеческий опыт, который есть высшая имеющаяся на свете форма опыта»[1322].

Вслед за итальянским прагматистом Дж. Папини, Джеймс считает, что прагматизм «расположен среди наших теорий, подобно коридору в гостинице. Бесчисленное множество номеров выходит на этот коридор. В одной комнате вы найдете человека, пишущего атеистический тракта; в ближай-, шей какой-нибудь другой человек молится на коленях о подании веры и силы; в третьей — химик исследует свойство тел; в четвертой — обдумывается какая-нибудь система идеалистической метафизики; в пятой — доказывается невозможность метафизики. Но коридор принадлежит всем; все должны пользоваться им, если желают иметь удобный путь, чтобы выходить и заходить в соответствующие комнаты»[1323].

Используя это преимущество прагматизма перед всеми другими философскими направлениями, Джеймс намерен разрешить дилемму: естественно-научное миропонимание (материализм) — религиозная вера (теизм) на основе своего прагматического оправдания религиозной веры. Исходной здесь оказывается мысль Джеймса о практической ценности религии[1324] для человеческой жизни и способности прагматизма объединить в одно гармонически целое эмпирический склад ума с религиозными потребностями человечества. В тех случаях, когда мы должны решить какой-либо жизненно важный вопрос и у нас не достает убедительных логических выводов в пользу одной из противоположных точек зрения, мы можем принять решение на основе нашего чувственного опыта и воли. «Наша эмоциональная природа не только имеет законное право, но и должна делать выбор между двумя положениями каждый раз, когда выбор этот подлинный и по природе своей недоступен решению на интеллектуальных основаниях…»[1325]

Согласно Джеймсу, исходя из прагматистских принципов, мы не вправе отвергнуть ни одной гипотезы, из которой вытекают полезные для жизни следствия. Мы имеем право верить на собственный риск в любую гипотезу, если она может принести нам удовлетворение[1326]. Сильное желание человека, чтобы Бог существовал, Джеймс считает достаточным основанием для того, чтобы верить в него. Поскольку такая вера дает удовлетворение и покой, она получает полное прагматическое оправдание: «Действительно, прагматизм не имеет никаких предубеждений, никаких стесняющих свободное исследование догм, никаких неизменных канонов и критериев. Прагматизм вполне открыт всему. Он считается со всякой гипотезой, прислушивается ко всяким аргументам. Отсюда следует, что в религиозной области он имеет огромное преимущество… Словом, прагматизм расширяет поприще для искания Бога… Прагматизм готов считаться и с мистическим опытом, если он имеет практические следствия. Он готов принять Бога, живущего в глубочайшей тьме личной жизни, если только окажется, что здесь можно его найти. Единственным критерием вероятной для прагматизма истины является то, что лучше всего „работает44 на нас, ведет нас, что лучше всего подходит к каждой части жизни… Если теологические идеи выполняют эти условия, если, в частности, окажется, что понятие о Боге удовлетворяет им, то на каком основании прагматизм будет отрицать существование Бога?»[1327]. А вряд ли кто будет отрицать столь плодотворное в прагматическом отношении удовлетворение, которое несет с собой вера в Бога. Оно доказывается всем ходом религиозной истории человечества.