Пирс разъяснил принятый им подход к проблеме истины в следующем I примечательном фрагменте: «Если ваши термины „истинность44 и „ложность44 следует понимать так, что они определимы посредством сомнения и убеждения…, то это правильно и не вызывает возражений. В этом случае вы говорите всего лишь о сомнении и убеждении. Но если под истинностью и ложностью вы имеете в виду нечто, не определимое в терминах сомнения и убеждения, то вы говорите о сущих, о существовании которых вы ничего не можете знать и которые бритвой Оккама были бы срезаны под самый корень. Ваши затруднения были бы значительно упрощены, если бы вместо слов о своем желании знать „Истину, вы просто сказали бы,

что желаете достигнуть такой убежденности…, которая неодолима для ((206

сомнения».

В последних словах выражена суть всей теории истины: истина — это вера, не подверженная сомнению. Человек стремится к вере, но он хочет, чтобы эта вера была устойчивой для того, чтобы им не овладело новое сомнение. Как только ему удалось достигнуть устойчивого верования (убеждения), он может считать его истиной.

Таким образом, оказывается, что истина — это такое верование, которое мы считаем истинным, иными словами, истина — то, во что мы верим. Это понимание истины, которое вполне приемлемо для обыденного мышления, разумеется, никак не отвечает требованиям научного мышления — всеобщности и необходимости. Чтобы верование было действительно устойчивым и гарантированным от возможного сомнения, оно должно быть всеобщим и необходимым. Именно такое верование и достигается с помощью научного метода. Поэтому в рамках науки истиной будет то верование, которое с необходимостью будут разделять все ученые. «Всякий человек науки, — замечает в этой связи Пирс, — живет светлой надеждой на то, что в ходе исследования, если таковое продолжается достаточно долго, может быть получено определенное решение каждой проблемы, на которую исследование направлено… Эта великая надежда находит свое воплощение в понятиях истины и реальности… Под мнением, которому судьбой уготовано стать общим соглашением всех исследователей, мы имеем в виду истину…»[1306]

В тесной связи с таким понятием истины и «принципом Пирса» находится и теория реальности. Рассуждая на эту тему, Пирс считает возможным «определить реальное как нечто, свойства чего независимы от того, что ни суть по нашей мысли»[1307]. Это определение реальности хотя и является удовлетворительным, однако, по мнению Пирса, оно не делает идею реальности совершенно ясной. Для этого он считает необходимым применить к нему свою прагматистскую максиму, в соответствии с которой «реальность, подобно любому другому качеству, состоит в ощущаемых следствиях, которые производят причастные к реальности вещи. Единственное следствие, которое реальные вещи могут производить — установление убеждения, ибо все вызываемые ими ощущения проявляются в сознании в форме убеждений. Поэтому вопрос в том, как истинное убеждение (или убеждение в чем-то реальном) отличается от ложного убеждения (или убеждения в чем-то вымышленном)»[1308]. Для ответа на этот вопрос следует иметь в виду, что из четырех предложенных Пирсом методов закрепления верования, различие между истиной и ложью может дать лишь научный метод, с точки зрения которого истиной считается то, что находит всеобщее признание ученых. А «объект же, репрезентируемый таким мнением (всеобщим мнением. —И. Ш.) есть реальный объект. Вот что я включаю в понятие реальности»[1309].

Может показаться, что это понимание реальности противоречит ее абстрактному определению, в соответствии с которым признаки реальности не зависят от того, что, в конечном итоге, думают о них. На самом деле как отмечает далее Пирс, «реальность необходимым образом независима не от мысли в целом, но только от того, что вы, я или любое конечное число людей может о ней думать… Реальность всё же зависит от реального факта, который состоит в том, что исследование, продолжающееся достаточно долго, должно вести к убеждению»[1310].

4 Такова в общих чертах прагматистская доктрина раннего Пирса, которая позже была подхвачена его единомышленниками и стала самой модной философией в начале XX столетия. Быстрое распространение и слишком широкое толкование прагматизма, Порой доходившего до его явных искажений, заставили Пирса определить свое отношение к последователям его учения. В целом он не принял многих идей своих ближайших единомышленников, в частности, Джеймса, Дьюи и других прагматистов, справедливо полагая, что они во многом отошли от истинного прагматизма. Чтобы дистанцироваться от них, Пирс объявляет о своем отказе от термина «прагматизм» и вводит для обозначения в дальнейшем собственной н версии прагматизма слово «прагматицизм».

11.4.3.2. Прагматизм и радикальный эмпиризм У. Джеймса

г Если своими идеями, которые в целом не выходили за рамки его логи- | ческого и методологического учений, Ч. Пирс лишь заложил основы праг- j матизма, то популяризировать и развить их в целое философское учение, ! особый способ философствования и образ жизни стало делом Уильяма

5 Джеймса и Джона Дьюи, которых сегодня общепринято считать создате- | лями философии прагматизма.

[У. Джеймс начал свою научную деятельность с психологии, в которой! содержались некоторые моменты, родственные прагматизму. Свои философские взгляды Джеймс назвал «радикальным эмпиризмом»[1311], истоки I которого можно найти в британской философской традиции. Достоинство! последней Джеймс усматривает в том, что ее руководящим принципом «всегда было, что всякое различие должно привести к различию, что всякое теоретическое различие должно иметь следствием практическую разницу, и что лучшим методом при разборе той или иной теории является тот, который начинает с вопроса: какое практическое различие явится следствием того, что истиной окажется первая или вторая часть альтернативы? Какую частную истину постигаем мы в данном вопросе?… Какова ее конкретная ценность в терминах личного опыта?»[1312] Именно на этот практический характер философии и делает ставку Джеймс, обрушивая свой гнев на спекулятивную метафизику кантовского типа: «На самом деле „критический метод“, — единственный метод, который может сделать философию достойной изучения серьезных людей, — введен в философию английскими и шотландскими мыслителями, а не Кантом. К чему сводятся все обсуждения разных философских предположений, если то или иное решение их не имеет никакого существенного значения для действительной жизни? Если все философские гипотезы безразличны в практическом отношении, то, что же в том, что одни из них мы признаем истинными, а другие ложными?»[1313] Уже в этом вопрошании Джеймса не трудно распознать мотивы прагматистской доктрины Пирса[1314]. Но если для последнего «прагматистская максима» рассматривалась в качестве метода установления значения интеллектуальных понятий, то для Джеймса прагматизм оказывается более мощным средством, прежде всего «методом улаживания метафизических споров»[1315], тем средним, примиряющим путем, позволяющим разрешить основную дилемму в философии: рационализм — эмпиризм. Прагматизм и есть та философия, которая может удовлетворить требованиям эмпиризма и рационализма. «Прагматизм, — пишет Джеймс, — способен оставаться религиозным, подобно рационализму, но в то же время, подобно эмпирическим системам, он способен сохранять высочайшую близость с фактами»[1316].