href="ch2-1424.xhtml#id419" class="a">[1424]) враги щадили и вне этих мест, и беглецы могли не опасаться, что на них нападут те, кому не свойственно подобное милосердие. Даже у людей, которые в другом месте свирепствовали страшно и враждебным образом, после их прибытия в священные места[1425], где было воспрещено то, что дозволялось по праву войны, бесчеловечная свирепость укрощалась и жажда брать в плен рассеивалась и усмирялась» («О граде Божием», кн. I).

VII. Равным образом – к предметам богослужения

1. Сказанное о святилищах распространяется и на освященные предметы, также на те памятники, которые возведены в честь умерших; ибо хотя право народов и снисходит до безнаказанности за проявление гнева против таких вещей, тем не менее их нельзя разрушать насильственно, не совершая преступления против человечности. Юристы считают, что поступки в защиту религии внушены высшим разумом (L. sunt personae. D. de religiosis). Сохранилось благочестивое изречение в «Тропиках» Еврипида в защиту как освященных предметов, так и святилищ:

Ведь каждый, кто крушит дома и алтари

Домашних манов, храмы, сам безумствует —

Ведь каждого постигнуть может участь та же.

Аполлоний Тианский так истолковывает миф о гигантах, воюющих с небесами[1426]: «Они причинили насилие храмам и жилищам богов». Для Стация Ганнибал – святотатец, ибо «огню он предал алтари богов».

2. Сципион после взятия Карфагена одаряет воинов, по словам Аппиана, «кроме тех, кто совершил преступления в храме Аполлона» («Пунические войны»). Возведенный Митридатом трофей Цезарь, по рассказу Диона, «не решился снять, поскольку он был посвящен Богам» (кн. XLII). Марк Марцелл, как указывает Цицерон в четвертой речи «Против Верреса», из уважения к религии не касался того, что победа обратила в светские здания; и там же Цицерон добавляет, что некоторые враги соблюдают на войне религиозные законы и обычаи. Он же в другом месте называет святотатством нарушение Бренном святости храма Аполлона. Поступок Пирра, который ограбил сокровища Прозерпины, Тит Ливий объявляет гнусным и наглым в отношении богов. Подобный же поступок Гимилькона Диодор Сицилийский именует «бесчестием» и «преступлением против богов» (кн. XIV).

Войну Филиппа Ливий называет нечестивой и как бы обращенной против богов небесных и подземных, а также – безумством и преступлением. Флор об этой войне пишет: «Филипп вопреки праву победы свирепствовал против храмов, жертвенников и надгробных памятников»[1427]. Касаясь тех же событий, Полибий высказывает следующее суждение: «Уничтожать, когда это ни нам не может послужить для военных целей, ни повредить неприятелю, в особенности уничтожая храмы, а также изваяния в них и тому подобные украшения, – кто не назовет такие деяния злоумышленными и неистовыми?» И здесь он не допускает извинения этого ссылкой на право возмездия.

VIII. Принадлежат ли дети, рожденные рабами, господину и в какой мере?

1. В нашу задачу, собственно, входит исследование вопроса не о том, что представляется наилучшим, но об ограничении произвола войны пределами дозволенного природой или тем, что является более предпочтительным из дозволенного. Тем не менее самая добродетель, столь униженная в нашем веке, должна меня извинить, если я, хотя она как таковая и находится в презрении, возвышаю ее значение, выдвигая проистекающие из нее блага.

Прежде всего уверенность в сохранении вещей, которые не способствуют продлению войны, отнимает у неприятеля мощное оружие, а именно – отчаяние. У Фукидида приводится следующее изречение Архидама: «Неприятельскую землю считайте не чем иным, как залогом, тем лучшим, чем более она возделана; оттого-то, как и бывает в большинстве случаев, ее следует щадить, чтобы отчаяние не сделало врагов непобедимыми». Такой же политики придерживался Агесилай[1428], который, вопреки мнению ахеян, предоставил акарнанянам полную свободу засевать поля, поскольку он считал, что чем больше последние посеют, тем больше они будут склонны к миру (Ксенофонт, «Греческая история», кн. IV). То же самое говорит сатира: «У ограбленных остается оружие». Ливий, повествуя о взятии галлами города Рима, говорит: «Вождям галлов угодно было сжечь не все здания, чтобы то, что осталось от города, послужило залогом для смягчения сердец противников».

2. К сказанному нужно добавить, что во время войны такого рода образ действий создает видимость чрезмерной уверенности в победе и что милосердие само по себе способно успокаивать и примирять умы. Ганнибал, по свидетельству Тита Ливия, не произвел никаких разрушений в пределах Та-рента. «Нетрудно было убедиться, – говорит названный историк, – что то было следствием не столько сдержанности воинов и полководца, сколько желания привлечь на свою сторону сердца жителей Тарента» (кн. XXXIV).

По той же причине Цезарь Август воздержался от грабежа жителей Паннонии; Дион поясняет: «…так как он надеялся на то, чтобы привлечь таким образом их к себе, не прибегая к насилию» (XLIX). Полибий сообщает, что, кроме прочих преимуществ, Тимофей путем вышеупомянутой заботливости «снискал себе великое расположение со стороны самого неприятеля» (кн. III). О Квинцаи и тех римлянах, которые были с ним[1429], Плутарх, упоминая изложенное нами выше, добавляет: «Плоды этой сдержанности они пожали немного спустя; ибо стоило им только прибыть в Фессалию, как на их сторону перешли города. И те греки, которые обитали по сю сторону Фермопил, сгорали от нетерпения, ожидая прибытия Квинция. Ахеяне же, отвергнув союз с Филиппом, заключили союз против него с римлянами».

О государстве лингонов, которое во время войны, ведшейся под предводительством Цереалиса с поощрения Домициана против батава Цивилиса и его союзников, избегло угрожавшего ему страшного опустошения, Фронтин сообщает: «Так как оно оказалось пощаженным вопреки ожиданию и ничего не утратило из своих имуществ, оно, будучи приведено в повиновение, предоставило семьдесят тысяч вооруженных воинов» (кн. V, гл. 3).

3. Противоположные цели – противоположные следствия! Тит Ливий приводит в пример Ганнибала: «Одновременно алчный и жестокий, он принял за правило грабить те города, которые он не мог сохранить, чтобы оставить неприятелю одни только развалины; мера, по существу, – злостная, следствие которой было не менее гибельно. Ибо ведь такой недостойный образ действий восстанавливал против него как ставших ею жертвами, так – в еще большей мере – и тех, кому подобная участь угрожала» (кн. XXVI).

4. В высшей степени верно, по моему мнению, замечание некоторых богословов, что долг верховных властей и полководцев, желающих перед Богами и людьми слыть христианами, состоит в том, чтобы предупреждать грабежи городов и тому подобные бесчинства, которые не могут проходить без тягчайшего бедствия для великого множества ни в чем не повинных людей и обычно мало способствуют главным военным успехам (Эгидий Регий, «О сверхъестественных действиях», спор. 31, сомн. вопр. 7, № 127). Христианская доброта, а также самая справедливость в большинстве случаев их с ужасом отвергают.

Разумеется, взаимные узы, связующие между собой христиан, теснее тех, которые некогда связывали греков, у коих было воспрещено