строчке слово муза семантически важнее, чем голос (потому что стилистически возвышеннее?); но можем ли мы столь же уверенно сказать, что важнее в следующей строчке: глагол коснется или существительное уха? Работа впереди.

Один из возможных подступов к этой будущей работе — отложить пока вопрос, что семантически важнее, глагол или существительное, а сосредоточиться на существительных и проверить, нет ли у существительных различной семантики тяготения к различным местам в строке. Иными словами — составить частотный тезаурус для каждой стопы стиха и посмотреть, не расходятся ли их пропорции. Пока такая работа была сделана для всего 4-стопного ямба Блока (а для сравнения — по «Евгению Онегину» Пушкина): учитывались, конечно, только такие одно-, двух- и трехсложные слова, которые одинаково могут располагаться на всех четырех стопах. Результаты получились любопытные, но пока еще малопонятные: на I стопе у Блока учащаются существительные смыслового поля «общие понятия» (день, ночь); на II стопе — поля «неживая природа» (снег, ветер); на III стопе — поля «живая природа» (жизнь, цветы); на IV стопе — поля «человек как живое существо» (рука, очи, кровь). Если угодно, можно сказать, что от начала к концу стих становится конкретнее и человечнее. Сконструируем две перечислительные строки: день, ночь, снег, ветер, жизнь и очи — глаза, жизнь, ветер, снег и ночь: первая будет естественна в стихе Блока, вторая — «противоестественна». Как кажется, это не противоречит читательской интуиции. Но уверенности в этом пока нет, по статистической проверке такие расхождения могут быть и случайными. Нужно считать дальше[551].

4

Рифма и семантика. С этой проблемой мы сталкиваемся уже при составлении тезауруса по стопам, когда видим, что такие важные для Блока слова, как жизнь, небо, сердце, сумрак, чаще появляются на внутренних стопах и почти исчезают с последней, IV стопы. Причина понятна: там они должны рифмоваться, а они плохо рифмуются. Иными словами, в стихах борются две тенденции: выносить в конец значимое слово (с натянутой рифмой) или естественную рифму (со случайным словом). Мы имеем много свидетельств этому от самих поэтов; мы чувствуем, что Маяковский предпочитал первый путь (жизнь с кого — Дзержинского), а Пушкин — второй (занемог — не мог); но удовлетворительно формализовать этот материал пока еще не удавалось.

5

Ритм и фоника. Здесь мы можем пока только поставить проблему; предварительные работы по ней еще в зачатке. Проблема такая: располагаются ли звуковые повторы (аллитерации) по строке беспорядочно или склонны тяготеть к тем или иным стопам? Мы знаем, что расположение аллитераций по строке может быть канонизировано до очень большой предсказуемости — как в германском аллитерационном стихе. У нас этого, конечно, нет; но есть ли хоть какая-то тенденция в этом направлении? Мы не знаем.

Отчасти мы не знаем этого просто потому, что у нас мало материала: аллитерации и ассонансы в русском стихе редки до статистической незначимости. Уже подсчитано, что у Пушкина и Блока в стихах аллитерации и ассонансы встречаются с такой же частотой, как в прозе, т. е. не являются предметом нарочитой художественной заботы[552]. Отчасти же — дело здесь затрудняется тем, что разработка фоники отстает от разработки метрики. Не решен даже элементарный вопрос: учитывает ли сознание поэта и читателя только звуковые повторы или также буквенные? «Себя на суд вам отдаю» — ощутима ли здесь аллитерация на д оттого, что одно из этих д оглушено? Иными словами, есть ли аллитерация явление фонетического уровня или фонематического? Априори на это ответить нельзя, а методики экспериментов нет. Или другой вопрос, пожалуй, еще важнее: одинаково ли ощутимы аллитерации в корневых и в служебных морфемах? В «Я девять песен написал» есть аллитерации на п, с, н, с этим согласится каждый: но в «И все, что радует, живит» есть ли аллитерация на т? а в «Улыбкой ясною природа» — на йот? — если эти т и й спрятаны во флексиях? Это, если угодно, еще одна междууровневая перекличка — между фоникой и грамматикой (морфологией). Нужны кропотливые подсчеты, еще не сделанные.

Одним из немногих поэтов, систематически экспериментировавших с аллитерациями, был Брюсов в своих поздних стихах. В нарочито аллитерированных стихотворениях «С Ганга, с Гоанго, под гонг, под тимпаны…» (4-стопный дактиль) и «Раскинь пленительные лени…» (4-стопный ямб) аллитерирующие звуки у него отчетливо сгущаются на первой стопе и ровно убывают к последней. (Тогда как в «Евгении Онегине», где аллитераций мало, они распределяются по стопам абсолютно поровну.) Общее ли это правило или индивидуальная манера? Случайно ли здесь совпадение с древнегерманским стихом, где аллитерирующий звук в первом полустишии появлялся обычно дважды, а во втором лишь единожды? Мы не знаем: слишком мало еще исследовано материала.

6

Рифма и фоника. Здесь, пожалуй, речь идет не столько о звуковой перекличке между рифмой и внутренними аллитерациями, сколько об углублении анализа фонетического состава самой рифмы. Общеизвестно, что рифмы делятся на точные и неточные, и приметой XX века в русской поэзии являются именно неточные. Принято, что неточные рифмы (например, женские) делятся на усеченные, «ветер — на свете», и с заменой, «ветер — вечер». Но можно продолжить эту детализацию и далее. Например, в рифмах с заменой могут соотноситься разнозвучия разного объема: 1:1 звук, «тропы — сугробы»; 1:2 звука, «знаку — наизнанку»; 2:2 звука, «лампу — дамбу». И еще далее: там, например, где в разнозвучии участвует пучок в два звука, они могут совсем не совпадать с рифмующим пучком, «лампу — склянку», а могут частично совпадать, «лампу — дамбу». И еще далее: если они частично совпадают, то совпадающий звук может быть в пучке первым, «лампу — дамбу», а может — вторым, «Ордынку — обнимку». Мы как бы берем рифму под микроскоп со все большим увеличением, чтобы проверить, какие звуки и на каких позициях могут считаться более ощутимыми: априори этого сказать нельзя. И мы видим, что на всех этих молекулярных уровнях отдельные поэты выказывают вполне индивидуальные предпочтения в выборе разнозвучий, иногда довольно любопытные. Например, Бродский в своих неточных женских рифмах схож предпочтениями с Маяковским гораздо больше, чем с Пастернаком или Цветаевой, хотя субъективно Маяковский заведомо не является его любимцем и для большинства читателей эти два поэта — антиподы[553]. Таким образом, в этом направлении работа ведется, и некоторые результаты уже есть; но, как всякая работа с микроскопом, идет она очень медленно.

7

Метр и стилистика. Здесь хотелось бы напомнить об одной незаслуженно забытой работе Р. А. Папаяна, посвященной тропам в лирике Блока[554]. Там подсчитывалось отношение количества всех слов и