Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Илья не слышал, как в его отсутствие Орлов, беззлобно посмеиваясь, сказал:
– Война меняет людей. Это на фронте все было просто: есть враг и есть друг. Помоги другу и уничтожь врага. А здесь все перепуталось основательно, и не знаешь, на кого положиться, кто твой друг, а кто самый настоящий враг. Надо учиться распознавать и тех и других. Сейчас главное – не ошибиться в выборе, а нам, сотрудникам уголовного розыска, особенно трудно, особенно надо быть бдительными, чтобы распознать сволочь, которая вокруг нас затаилась. Эта сволочь в глаза тебе со слащавой улыбочкой заглядывает, песенки тебе душевные поет, а на самом деле зубы точит, выбирает момент, чтобы укусить тебя больнее, ужалит своим ядовитым языком. Этот урок только на пользу пойдет Илюхе, чтобы был всегда начеку. Парень он неплохой, и сыскарь из него со временем выйдет отличный. Так что пускай учится разбираться в людях не на собственных ошибках, которые в нашем тяжелом деле могут стать предсмертными, а, так сказать, на моих закидонах. Верно я гутарю, Капитоныч, преданный ты мой соратник?
– Куда уж верней, – ответил утвердительно Капитоныч, который по молодости и сам побывал в таких переделках, что лишь чудом смог выжить, прежде чем успел набраться ума и опыта.
Глава IX
На улице моросил мелкий, словно просеянный сквозь сито, летний дождь.
Илья остановился в ротонде, где было сухо и не так обдувало мокрым ветром. Прислушиваясь к шороху воды, стекавшей по водосточной трубе, обиженный на весь белый свет Илья судорожным движением вывернул карман и, достав помятую пачку «Беломора», раздраженно сунул папиросу в рот. Мысленно костеря Орлова самыми распоследними словами за его дурацкую выходку, лейтенант принялся торопливо, с жадностью курить. Влажные от дождя пальцы заметно тряслись от волнения, так что самому было противно.
– Далеко собрался, Журавлев? – окликнул его дежурный Соколов, вышедший на свежий воздух подышать из провонявшей устойчивым запахом ладана и воска дежурной части, в которой раньше располагалась церковная лавка. А скорее всего, ему просто надоело без конца отвечать на телефонные звонки, и он, увидев в окно окутанную фиолетовым дымом высокую фигуру Ильи, вышел поболтать с ним, оставив на дежурстве своего напарника. – Далеко собрался, спрашиваю?
– Съемную квартиру себе искать, – с неохотой ответил Журавлев, старательно пряча руку с папиросой за спину, чтобы словоохотливый дежурный не увидел его трясущихся рук. – У тебя, случайно, на примете не имеется такой где-нибудь неподалеку, чтобы добираться было недолго?
– Нет, – немного подумав, ответил Соколов с явным сожалением, что не может помочь товарищу. Но зато тотчас придумал, как помочь ему в другом: – Журавлев, ты бы плащ-палатку взял, а то видишь, как дождь расходится. У меня в дежурке имеется, мне не жалко. Все равно мне до завтрашнего утра дежурить. Ну как, принести?
Заботливо облаченный в плащ-палатку, Илья отправился по окрестным улицам в поисках места для проживания. Дело это представлялось ему довольно муторным, требующим к тому же неимоверного терпения и известных навыков. Но раз того требовала сама жизнь, приходилось мириться со своими нерадостными чувствами. Тут Орлов, пожалуй, был прав как никогда.
Журавлев обошел несколько прилегающих к управлению улиц и переулков, но везде его поджидало горькое разочарование. Как он и предполагал, нигде для него не нашлось не только отдельной комнаты, но даже крошечного метра свободной площади. А в одной коммунальной квартире, где ютилось, наверное, полтора десятка человек, Илью вообще подняли на смех, с издевкой объяснив, что ужиматься до бесконечности они не могут по причине отсутствия у них таких способностей.
– Извините, ради бога, – пробормотал Журавлев и, пятясь по длинному коридору, вывалился задом на лестничную площадку. Там он проворно развернулся и сломя голову бросился вниз по лестнице, от стыда полыхая как маков цвет.
На улице уже вовсю лил дождь, темное небо, затянутое грозными лохматыми тучами, то и дело распахивали зигзагообразные сполохи бело-синих молний.
«Попытаю счастья вон в том доме, – решил про себя Илья. – Откажут – выйду через черный ход с обратной стороны квартала и уйду к чертям собачьим. В такую погоду хороший хозяин собаку из дома не выгонит, а я как-никак все-таки человек».
Он бегом преодолел небольшое пространство между двухэтажными домами, нырнул в арку, влетел в провонявший кошачьей мочой подъезд, распугав своим внезапным появлением серенькую облезлую кошку и черного, со свалявшейся шерстью, худющего кота. Вид немытого подъезда с его не менее зачуханными обитателями вмиг отбил у Ильи всякое желание селиться в этом доме, даже если для него вдруг и найдется здесь свободное место.
Содрогаясь от острых запахов, лейтенант по инерции поднялся на пару ступенек и только тогда сообразил, что в этом заброшенном доме давно никто не живет по причине его крайней аварийности после взрыва во дворе авиационной бомбы. Полуобвалившийся потолок с оголившимися планками, набитыми крест-накрест и похожими на ребра больного человека, подпирал кривой столб, на грязном полу валялись куски отвалившейся толстой штукатурки. Илья еще с минуту постоял на лестнице, бездумно глядя на разруху, затем медленно повернулся и пошел вниз.
На улице дождь уже лил как из ведра, словно небо прохудилось окончательно. Возвращаться в управление под проливным дождем не хотелось, но и оставаться в этом месте не было никакого желания. Илья вышел на крыльцо, накинул капюшон и побежал, рискуя поскользнуться на мокрой траве, к дровяному сараю, где разглядел небольшой крытый полопавшимся шифером навес. На его ребристой поверхности цвели фиолетово-зеленые проплешины мха.
Привалившись спиной к шершавой дощатой стене, Илья вытер влажные руки о гимнастерку и закурил. Поглядывая то на темное небо с клубившимися черно-синими облаками, то на двор, посреди которого прямо на глазах набиралась большая лужа, дожидаясь момента, когда разбушевавшийся дождь немного угомонится и можно будет вернуться в управление, Илья не спеша курил, наслаждаясь запахом свежего, густо напитанного озоном воздуха.
«Видно, не судьба мне сегодня найти себе приют, – размышлял он. – Орлов, конечно, на мой закидон тоже сильно разозлился и вряд ли теперь разрешит переночевать в отделе. Да и черт с ним! Переночую у кого-нибудь из ребят. А там в лепешку разобьюсь, а комнату себе