Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Руки вверх! – до неузнаваемости изменившимся диким голосом заорал Илья, стремительно выскочив из-за поленницы с направленным в сторону бандитов пистолетом. От волнения на острых скулах лейтенанта проступила синеватая бледность. – Уголовный розыск! Кто шевельнется, пристрелю!
Бандиты, никак не ожидавшие такого поворота, растерянно замерли, ошалелыми глазами уставились на возникшую перед ними, как черт из табакерки, фигуру в плащ-палатке. Настороженно ловя глазами каждое движение ошарашенных бандитов, держа пистолет на изготовку, чтобы в любую секунду успеть выстрелить, Илья стал короткими шагами приближаться к машине. Но, верно, уповав на внезапность, он чуточку просчитался, в спешке упустив из головы водителя, который оказался неожиданно прытким: дверь мгновенно распахнулась и водитель, державший автомат ППШ на коленях, тотчас дал длинную очередь в сторону человека в военной плащ-палатке.
Глава X
Привыкший еще на фронте немедленно реагировать на любую опасность, Илья опрометью кинулся назад, за спасительную поленницу и вновь присел на корточки. Пули в одно мгновение насквозь прошили дощатый сарай, изрешетили старое ржавое ведро, висевшее на стене, ударили по самому верху березовой поленницы, выбивая из нее светлые смолистые щепки.
Илья не успел увернуться, и одна из острых щепок больно вонзилась ему чуть выше правой брови: кровь тонким ручейком стремительно побежала вниз, заливая глаз и не давая возможности прицельно выстрелить. Хотя с такого расстояния попасть из пистолета в мечущиеся у грузовика фигуры было нелегко, Илья все же высунулся из-за поленницы и открыл огонь, теперь уже не выбирая конкретной цели. Остальные бандиты тоже открыли ответную пальбу из револьверов, да такую частую, что Илье пришлось попеременно то быстро высовываться, производя выстрел, то снова прятаться, чтобы не угодить под пули. Он с невыносимой печалью и сожалением видел, как машина резко тронулась с места и поехала по двору; бандиты на ходу ловко попрыгали в кузов, продолжая отстреливаться уже оттуда.
Крепко досадуя, что вышло не так, как было задумано, Илья, уже не таясь, выскочил из-за поленницы и резво побежал следом за полуторкой. Он с ходу ввалился в глубокую лужу, все так же продолжая стрелять. Илья видел, как его пули дырявили задний борт. В какой-то момент один из бандитов, стрелявший с колена, вдруг дернулся, вскинул растрепанную голову со слетевшей с нее старой кепкой, неестественно выгнулся и безжизненно уткнулся в брезент.
«Одним меньше!» – внутренне заликовал Илья.
Видя, что машина уже въезжает под арку, ведущую со двора, и через минуту скроется из виду, он хотел было прибавить ходу, как вдруг со страхом и тяжким недовольством почувствовал, что правая контуженная стопа неожиданно перестала подчиняться, сделавшись в самый ответственный момент деревянной и чужой.
– Твою мать! – вскричал с невыносимой тоской Журавлев, понимая, что теперь от него уже ничего не зависит. – Вот ведь зараза, а! – грубо повторил он и, припадая на негнущуюся ногу и стараясь идти как можно быстрее, с трудом поковылял к кирпичной арке, которую полуторка уже благополучно миновала.
Под аркой, где не было луж, но была сырой набухшая от дождя земля, Илья заметил характерный след протектора, знакомый ему по фотографиям. Лейтенант вышел на улицу в надежде угадать, куда уехал автомобиль, но того уже и след простыл.
Зло чертыхнувшись, Журавлев присел на выпирающие из основания арки темные от дождя кирпичи, с трудом стянул сапог, размотал набухшие от воды мокрые портянки. Одеревеневшая нога была нечувствительна. Илья вынул из гимнастерки «английскую» булавку, привычно кольнул в выпирающие синими жилами мышцы. Боли он не почувствовал. Перепугавшись, что так и останется инвалидом, Илья принялся ожесточенно колоть себя, пока наконец не почувствовал, что стопа стала немного сгибаться.
– Фу, – выдохнул он обрадованно и проворно намотал сырые портянки.
Вскоре поднялся, намереваясь идти в управление, но тут, запыхавшись, прибежал пожилой милиционер с пистолем в руке.
– Товарищ лейтенант, – проговорил он, тяжело дыша, – что случилось? Слышу: стреляют, а где – не пойму. Участковый я тутошний, сержант Брыксин. У вас кровь на лице.
– Видел, куда машина ушла? – спросил Илья и затаил дыхание.
– Туда, – неопределенно махнул пистолетом сержант. – А что произошло? У вас кровь на лице.
– Бандиты, – коротко ответил Журавлев.
– Е-мое, да как же так? – озабоченно произнес участковый. – Помощь нужна?
– Уже нет, – поморщился Илья.
– Тогда я пошел? А то у меня там, на участке… свои дела.
– Иди, – разрешил Журавлев, вдруг почувствовав во всем теле необыкновенную усталость, как будто это он недавно в одиночку грузил машину ворованным товаром.
Отпустив милиционера, Илья медленно побрел по улице, опустив голову, переживая, что так и не смог справиться с бандитами.
– Летёха! – неожиданно окликнул его как будто знакомый бодрый голос. – Чего смурной такой?
Илья резко повернулся. К нему через дорогу бежал капитан Филимонов, нарядно одетый, как и в прошлый раз, в парадную форму, при всех регалиях. Особенно выделялась у него на груди, неимоверно сияя на солнце, Золотая звезда Героя.
– Здорово, дружище, – жизнерадостно проговорил он и протянул Илье крепкую обожженную в танке ладонь, пытливо заглядывая в его потухшие глаза. – Случилось что? А я думаю, ты это или не ты? Оказывается, ты! Илья, кажется?
Бывший танкист обезоруживающе улыбнулся, чем моментально расположил к себе упавшего было духом разведчика. Филимонов в эту минуту был красив, несмотря на свою красную, будто обваренное мясо, щеку, которую при первой встрече Журавлев воспринял болезненно, с внутренним состраданием, словно это произошло с ним.
– Илья, – подтвердил Журавлев, невольно улыбнувшись в ответ.
– Зови меня просто Сава, – сказал Филимонов, ничуть не кичась высоким званием Героя Советского Союза. – Так что произошло-то? Кровь, смотрю, у тебя на лице.
– Ерунда, – отмахнулся Илья, вдруг почувствовав к себе искренний интерес и сочувствие со стороны совсем незнакомого ему ровесника-фронтовика. Чуть поколебавшись, он охотно рассказал о происшествии, не утаив ничего, желая выговориться, чтобы снять с души непосильный груз, который сам и взвалил на себя.
Филимонов слушал его с большим вниманием, от волнения слегка подавшись вперед. Иногда его сухие обожженные губы морщились в сдержанную кривую улыбку, а глаза попеременно вспыхивали то насмешливым светом,