Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Слушай, Паш, а ты вообще о чем-нибудь, кроме алгебры, думаешь? — не выдержав, спросил я.
— Эм… Ну, конечно, меня все предметы, по которым я ЕГЭ сдаю интересуют. Больше всего, конечно, смущает русский, его ведь обязательно сдавать надо, а у меня хроническая неграмотность…
— Да я не про учебу, — вздохнул я. — Спорт какой-нибудь, может, любишь? Марки собираешь?
— Ну со спортом у меня проблемы, — покачал головой он. — Я же астматик.
Я замечал, что порой Павлик достает из рюкзака какое-то лекарство, напоминающее ингалятор, и орошает им горло, делая при этом глубокий вдох. Поначалу, я думал, что он просто простужен, но когда Корчагин продолжал пользоваться средством уже несколько недель, я смекнул, что дело не в простуде.
— Хреново. И что, из-за этого тебе противопоказана любая физическая активность? — спросил я.
— Нет, не противопоказана. Даже желательна. Я и на физкультуру ведь вместе со всеми хожу. Олег Иванович меня жалеет, закрывает глаза на мои низкие показатели. Наверное, видит, что я правда стараюсь. Но это этого толку мало… Просто я такой хлипкий от природы, что ничего, кроме плаванья, у меня нормально не получается. Поэтому два раза в неделю я посещаю бассейн, — грустно сообщил Павлик.
Я посмотрел на его худенькие плечи и руки, свисающие точно плети. Грудная клетка впалая и неразвитая. Голова с копной густых, вьющихся волос казалась очень большой относительно тела. Он напоминал чупа-чупс на тоненькой палочке.
— А, может, тебе надо как-то, ну, подкачаться, что ли? — предложил я.
— Мама не разрешает, говорит, что мышцы в мужчине не главное. А для здоровья школьной физкультуры и бассейна мне вполне достаточно, — Павлик выглядел удрученным.
— А батя твой что говорит?
— Папа? Он с мамой никогда не спорит, особенно в вопросах моего воспитания.
— Ясно, — сказал я, откидываясь на спинку стула и закидывая руки за голову. — А с девчонками у тебя как? Нравится кто-нибудь?
Павлик стал пунцово-красным.
— Нравится. Только это бессмысленно. Мне все равно ничего не светит, — с нотками безнадежности в голосе отозвался Корчагин.
— Почему? Некоторые девчонки любят ботаноидов, — пожал плечами я.
Павлик оскорбленно посмотрел на меня, очевидно, обидевшись на то, что я назвал его ботаноидом.
— Ой, да ладно. А то ты не знал, что ты главный умник в классе, — усмехнулся я.
— Наверное, — вздохнул он. — Только той, кто мне нравится, отличники точно неинтересны. Ее привлекают парни вроде тебя: крупные, курящие, со взглядом, по которому сразу понятно, что может, не задумываясь, врезать.
— Хулиганье, короче, — кивнул я. — На Наташку Одинцову, что ли, запал?
Павлик часто заморгал и нервно заерзал на стуле.
— С ч-чего ты взял? — заикаясь, спросил он.
— Да я же вижу, как ты на нее пялишься. Я в первую неделю понял, что тебе в школе интересны только две вещи: алгебра и Наташка, — усмехнулся я.
— Да, нравится она мне. Я с пятого класса в нее влюблен, — признался Павлик.
— Губа у тебя не дура. Наташка — девушка видная, — рассмеялся я, изобразив руками ее внушительных размеров буфера.
Павлик посмотрел на меня презрительно и даже с долей злобы.
— Наташа — самая красивая женщина на свете, — заявил он, расправляя плечи.
— Да кто ж спорит, чувак? — примирительно улыбнулся я.
— Ну а ты? У тебя, наверное, девчонок вагон и маленькая тележка? — буравя меня взглядом больших серых глаз, спросил Павлик.
— Я не жалуюсь.
— А ты… Ты уже… Ну… Делал… Это… — формулируя свой вопрос, Павлик успел покраснеть, побледнеть и снова покраснеть.
— Трахался? — подсказал я.
Павлик кивнул.
— Ну да, — еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, ответил я.
По-моему, Павлик не то, чтобы сексом никогда не занимался, он и слова "секс" никогда не произносил.
— И как? — спросил он, вытягивая шею вперед.
— Да нормально, Паш, нормально, — я все-таки рассмеялся.
Чувствовал себя словно препод по половому воспитанию перед пятиклашкой.
— А мне кажется, я так и помру девственником, — с горечью отозвался Корчагин.
Я хотел сказать ему что-то ободряющее, но не был силен в утешающих речах. В конце концов, проблема отсутствия женского внимания передо мной никогда не стояла. Да и знакомых с такой бедой до Павлика у меня не было.
У моего лучшего друга Севки с бабами дела обстояли еще лучше, чем у меня. Смазливая, как у актера, рожа делала его чуть не самым востребованным парнем в любой компании. Так что девчонки бегали за ним табунами.
Правда, вкус у Севки был своеобразный. При столь широком выборе, он всегда останавливал внимание на самых… Как бы это помягче выразиться? На самых крупных женщинах.
В отличие от меня, он предпочитал девах с него ростом, да и весили они, я думаю, как он. Дородные и тучные, лично мне эти дамы напоминали баржу. А вот Севка находил их огромные зады и необъятные груди крайне привлекательными.
"Лучше плавать по волнам, чем биться о скалы," — с видом философа говорил Севка, когда я пытался "постебать" его подружек. На вкус и цвет, как говорится, товарищей нет.
Вот и Корчагин тоже влюбился в Одинцову, которая явно была великовата для него. К Наташке у меня вопросов нет: стройная, фигуристая, все в меру. Но вот Пашка был настолько хлипкий, что выглядеть мужественно у него бы получилось лишь рядом с девочкой-семиклассницей.
Вид у парня сделался совсем грустный, и от этого он казался еще более щуплым, чем обычно. Я уж было открыл рот, чтобы все-таки попытаться выдавить из себя несколько участливых реплик, но ситуацию спасла мама Корчагина, которая, постучав, вошла в его комнату и пригласила нас на кухню обедать.
На столе стояли три тарелки с ароматным борщом, при виде которого желудок тут же заурчал. Суп был нереально вкусный: густой, наваристый с большими кусками мяса. Просто небо и земля по сравнению с тем борщом, который я обычно ел в детдомовских столовках.
Я спорол свою порцию супа в прикуску с хлебом за считанные секунды. Павлик же ковырялся в тарелке и, казалось, ел без аппетита.
— Ярослав, а вас в детском доме хорошо кормят? — с улыбкой поинтересовалась Елена Федоровна.
— Нормально. Но столовская стряпня с вашим борщом ни в какое сравнение не идет, — ответил я.
— Спасибо. Может, добавочки? — спросила она.
— Нет, благодарю, я наелся.
— Ну, как ваши успехи? Подготовились к олимпиаде? — она перевела взгляд на сына.
— Ой, мама, нам еще готовиться и готовиться, там край непочатый, — вздохнул Павлик.