что в немалой степени обусловлено годами манихейства. Августин предположил, что душа состоит из двух частей — темной и светлой. Та часть, что неспособна размышлять, а действует инстинктивно, — наша внешняя, темная душа, или плоть. Разумная часть, которая руководствуется рассуждениями и размышлениями, — светлая внутренняя душа. Какая из душ будет руководить нами, зависит исключительно от нас. В отличие от манихеев, Августин не считал, что расщепление души на темную и светлую вызвано противоборством двух богов. Напротив, мы сами стали причиной этого расщепления, когда ослушались Господа в райском саду. В Бытии 1:27 говорится: «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его; мужчину и женщину сотворил их»[134]. «Образ», о котором идет речь, и есть светлая внутренняя душа. Частица Бога в каждом из нас. Наша истинная сущность. Та часть, что была осквернена, когда Адам и Ева ослушались божественного повеления и вкусили плод с древа познания добра и зла. Последовавшее за этим изгнание из рая нельзя понимать как изгнание из физического места. Мы стали узниками своей плоти, темного внешнего «я», порожденного актом первородного греха.

Как и Павел до него, Августин считал, что наш разум должен сосредоточиться на вере в Христа и его жертве. Однако он не разделял идею стоиков об оценке своих эмоций. Он не спорил, что чувства часто хаотичны, жестоки, что они могут сбивать с пути. Однако для него секрет заключался в том, чтобы научиться обращаться к внутреннему «я», пока не удастся разглядеть где-то глубоко внутри себя образ Бога. Именно так можно отвергнуть хаос материального мира, который Августин называл градом земным, и сосредоточиться на мире нематериальном, или Граде Божьем.

Августин понимал, что это не так-то просто, но у него был свой метод: стараться вести себя так, как вел себя Иисус. Когда Августин услышал голос, велевший ему читать, он преисполнился любви. Благодаря ей он обрел знание, и знание стало ему наградой. Для Августина Иисус был воплощением мудрости и любви. Бог Отец — воплощением памяти. Святой Дух — воплощением воли. Но Иисус, Сын Божий, — воплощением мудрости, любви и понимания. Именно благодаря этой мудрости Иисус, подобно Сократу, сумел взять под контроль свои дух и волю даже перед лицом смерти. Августин считал, что Иисус был призван напомнить людям об их истинной внутренней сущности, созданной по совершенному образу и подобию Бога. Безупречность Иисуса заключалась в его всеохватывающей любви и в том, как он выразил эту любовь, позволив себя распять, — в акте необычайной милости.

Августин полагал, что поиск Бога — это эмоциональный поиск, движимый правильной любовью, и смысл его отражен в заповедях:

…Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душою твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею, — вот первая заповедь!

Вторая подобная ей: возлюби ближнего твоего, как самого себя. Иной большей сих заповеди нет[135], [136].

Для Августина любовь была страстью, которую Аристотель называл вратами к истине, а в случае Августина — к благодати и милости Божьей. Но так же как есть две части души, полагал он, — внутренняя и внешняя, — есть и два вида любви.

Первой и более распространенной разновидностью любви была cupiditas, или себялюбие. Она мало чем отличается от того желания, которого, по мнению живших ранее религиозных мыслителей, следует избегать. Это эгоистичная, похотливая и надменная любовь, что ошибочно принимает земные желания за истину и красоту. Это неутолимая жажда. Именно такая любовь, по мнению Августина, стала причиной грехопадения, в ней он видел источник всех грехов.

Вторую форму любви — ту, о которой говорил Иисус, формулируя золотое правило нравственности, — Августин называл caritas, что иногда переводят как «милосердие». Это любовь к Богу и богоугодным делам. У этой второй формы любви была особенность, центральная для понимания эмоций Августином. Наслаждение само по себе он называл frui. Это относилось к Богу и только к Богу. Бога следует любить ради Него самого, потому что Бог и есть любовь. Frui — это путь к раю и Богу. Согласно Августину, главная цель не прийти к раю, а прийти к Богу. Он есть finis и telos — конец и цель. Просто так совпало, что он в раю.

Любовь к кому-либо или чему-либо как способ прийти к раю и Богу, любовь как инструмент он называл uti. Это та самая любовь к ближнему. Любовь к ближнему или даже врагу — это тоже служение Господу, потому как она бескорыстна, во всяком случае должна быть такой. Идея использовать близких, чтобы обеспечить себе встречу с Богом и место в раю, может показаться вам оскорбительной. Но ее стоит понимать скорее как попытку стать ближе к Богу через свою любовь к другим. Вы любите их не потому, что вам так хочется, а потому, что так пожелал Бог. В его глазах Христос точно так же позволил себя распять, чтобы приблизить всех к Богу. Согласно Августину, любя ближнего своего, вы любите жертву, которую принес за вас Иисус[137].

Главное, что любовь uti — это путь к обретению внутреннего «я» через сосредоточение на любви к Богу и на духовном мире вместо материального. Любовь учит управлять своей волей, как это делал Иисус. Она способна наставить на путь мудрости и обретения образа Бога, заложенного в каждом из нас.

Связь между любовью и мудростью может показаться несколько странной. Она опять же произрастает из интереса Августина к трудам Платона. Платон воспринимал любовь как лестницу. На нижней ступеньке находилась любовь к красоте и ее физическим проявлениям — можно сказать, вожделение. Выше стояла любовь ко всем частям души человека — то, что современная наука называет привязанностью. На самой вершине располагалось то, что Августин назвал бы frui. Любовь не к телесному, но к мудрости и добродетели, к божественному — любовь к истинному благу. По мнению Платона, именно такая любовь могла направить человека к эросу. Некоторые философы утверждают, что эрос и есть любовь, но для меня это скорее цель, чем то, что ведет к ней.

Несмотря на всю свою сложность, любовь Августина была проще лестницы Платона. Платон расставлял типы любви на ступеньках лестницы. В его системе могло случиться так, что вы оказались на промежуточной ступеньке, где вы любите и тело человека, и его душу, но первое — больше второго. Августин