приготовления тайно, в отличие от вполне откровенных маневров на западной границе с Австро-Венгрией, где между державами, защищающими свои сербские интересы, разворачивалось затяжное вооруженное противостояние". В случае с Константинополем Россия отнюдь не была уверена, что сможет оказывать постоянное давление, а потому вынуждена была действовать тоньше, пусть все же и военным путем.

Далее Сазонов описывает наиболее устраивающий Россию итог конфликта. Во-первых, он отмел британское предложение по интернационализации Константинополя и закреплению нейтрального статуса за проливами, поскольку таким образом ключевые русские интересы оказывались практически ничем не обеспечены[214][215], кроме, конечно, международных соглашений, которые, подчеркивает он, малоспособны гарантировать достаточную их защиту. Если болгары получат новую границу неподалеку от города, то в один момент они попросту смогут вновь занять его, не встретив серьезного сопротивления. Тогда они получили бы возможность влиять на навигацию в проливах, чего Россия допустить никак не могла. Во-вторых, даже при условии весомых гарантий в мирное время в периоды кризиса Россия оказалась бы в ситуации еще большей неопределенности, чем когда проливы находились под турецким контролем, поскольку теперь «всякая морская держава будет в состоянии беспрепятственно пройти через проливы», учитывая шаткость всех подобных гарантий в военное время. К тому же иным державам стало бы куда проще когда вздумается заблокировать российский экспорт через проливы (Генштабу: 245). Так что, резюмирует Сазонов, России следует не полагаться на какие-либо писаные соглашения, но самой обеспечить надежную защиту своих интересов в этой важнейшей водной артерии.

Однако выработать подобные меры представлялось задачей весьма нелегкой. Радикальный вариант состоял в захвате Константинополя и проливов силой. Как отмечает Сазонов, этот план обещал России ряд преимуществ: помимо контроля над центром мировой торговли с «ключом к Средиземноморью», таким образом закладывалась «основа беспрецедентному развитию русской мощи» посредством относительно непротяженной, но весьма укрепленной границы с Болгарией вкупе с оснащением Дарданелл «наисовременнейшими фортификационными средствами и вооружениями» (Генштабу: 246). Благодаря этой новой силе Россия тогда сумела бы добиться доминирующего положения на Балканах.

Словом, для России создалось бы то мировое положение, которое является естественным венцом ея усилий и жертв на протяжении двух столетий нашей истории.

Величие такой задачи и всех нисчислимых последстий ея достижения в церковном, культурном, экономическом и политическом отношениях внесло бы оздоровление в нашу внутреннюю жизнь, дало бы Правительству и обществу те цели и тот подъем, которые их могли бы объединить в служении делу безспорной общенародной важности (Генштабу: 246).

Словом, занятие Константинополя, полагал он, не только чрезвычайно усилило бы стратегические позиции России, но также весьма благотворно сказалось бы и на ее внутриполитической обстановке.

Однако дойдя в обсуждении до подобных высот, Сазонов резко возвращает своих корреспондентов на землю, обращаясь к препонам, связанным с реализацией данного плана. Оставляя военные и финансовые подробности специалистам, он отмечает, что русская экспансия в районе проливов станет для прочих держав однозначным сигналом к тому, что пора и им «разобраться» с интересующими их территориями. И наиболее вероятным следствием этого окажется занятие австрийскими войсками чуть ли не половины Балканского полуострова, и в первую очередь Сербии[216]. С утратой же последней можно будет позабыть и об идеях объединения Балкан. По мнению Сазонова, лишь проводя линию «Балканы – для балканцев», являющуюся «одной из основных задач русской политики в нынешнем кризисе», Россия могла помочь в объединении полуострова, который тогда послужил бы «одной из самых прочных и естественных наших опор в противопоставлении Тройственному Союзу» (Генштабу: 247). Так что для Сазонова, коль скоро выбирать предстояло между немедленным овладением проливами и объединением балканских народов против австрийской экспансии, единственно верным являлось именно последнее. Сазонов готов был отложить русскую экспансию до поры, пока не будут вполне обеспечены русские интересы в регионе, чтобы не допустить австро-венгерской, тем самым упрочивая независимость балканских народов, к освобождению которых Россия вот уже которое десятилетие прикладывала немалые усилия.

Данный разбор ничуть не подтверждает готовность Сазонова оставить Константинополь и проливы на произвол судьбы. Поставленная им задача заключалась как раз в том, чтобы предпринять шаг «радикальный», но именно в определенных им же рамках. Вариант с международными гарантиями исключался сразу, поскольку таковые могли помешать тем или иным будущим действиям России; также исключалось и какое-либо сотрудничество с Австрией, поскольку тогда обе державы стремились бы к обеспечению собственных интересов за счет балканских государств. После поступившего по этому поводу предложения из Вены Россия призвала Великие державы объявить о незаинтересованности в каких-либо территориальных приращениях в результате нынешнего конфликта, однако Австро-Венгрия отказалась. Опасаясь антисербских действий с ее стороны, Сазонов указывал, что в случае занятия Веной каких бы то ни было новых территорий Россия оставляет за собой «полную свободу в принятии решений» относительно последующих действий (Гирсу: 23).

Предпочтительнее всего, считал он, было бы взять под контроль Верхний Босфор, как только турецкое правительство покинет Константинополь или же Австро-Венгрия продвинется вглубь Балкан. В подобном случае, по мнению Сазонова, уже не имело значения, получила ли Россия побережье в прямое владение или в долгосрочную аренду: главное, что теперь благодаря фортификациям на Босфоре Петербург получал возможность предотвратить вторжение в Черноморье любых вражеских судов. Тогда можно было бы интернационализировать Константинополь, а Дарданеллы, лишенные боевых укреплений, объявить нейтральными. С таким усилением Черноморского флота Россия сможет свободно проходить через Дарданеллы и, оккупируя минимум территорий, добиться существенных изменений своих прав в проливах. К тому же таким образом Россия совершила бы важный первый шаг на пути к овладению всем этим регионом.

Представленный анализ позволяет выделить ряд ключевых моментов касательно отношения Сазонова к Константинополю и проливам. Во-первых, он полагал, что обеспечение русских интересов в регионе – экономических, военных, культурных – требует физического присутствия там, поскольку защитить их какими-либо соглашениями не представлялось возможным. Во-вторых, полностью осознавая потенциальную значимость для Российской империи и Константинополя, и проливов, он тем не менее считал, что нынешняя угроза австрийской экспансии их перевешивает. То есть, как мы видим, это был отнюдь не слепой романтический порыв удовлетворить традиционные чаяния, но скорее взвешенная оценка стратегического положения России. Австрийская экспансия на Балканах не только ставила крест на надеждах сдержать германские державы, но и обрушивала позиции России в качестве хранителя и предводителя всех южных славян. Так что, хотя проливы, по его мнению, и имели для России критическое значение, пользу от немедленного их обретения в данный момент перевешивали иные соображения; аналогичный выбор Сазонов сделает и в будущем.

С начавшимся 17 ноября наступлением на Чаталджинскую линию и срывом переговоров балканских союзников с Турцией болгарам, казалось, стало вполне по силам