И пусть рождение и смерть — это два испытания, которые мы не можем разделить ни с кем, пусть наши прибытие и уход из этого мира неизбежно отмечены печатью обособленности, тем больше должно ценить то, что объединяет нас с ближними между этими двумя событиями, пусть это и не самое прекрасное, что есть в человеке.

Я стал писать, чтобы распознавать или выявлять у вас эти слабости, которые, к великому моему облегчению, лишь подтверждают, что я немного похож на вас.

Часов в семь, поздоровавшись с посетителями, которых встречал здесь почти каждый вечер, Ари со своими книгами расположился за обычным своим столиком в «Сансер».

Он позвонил Кшиштофу на мобильный:

— По-прежнему ничего?

— Ничего. Никто не входил и не выходил.

Ари попросил друга понаблюдать сколько возможно за предполагаемым жилищем Доктора, чтобы узнать, появится ли он там. Впрочем, что-то подсказывало Маккензи, что Вэлдон давным-давно не бывал на улице Монморанси, а значит, вряд ли зайдет туда именно сегодня. Но, чтобы его где-то найти, с чего-то надо начать.

— О’кей. Спасибо, старина. Держи меня в курсе, если что-то произойдет.

Ари отключился. Ему казалось, что он вернулся на несколько месяцев назад, в то время, когда охранник, как и Ирис, помогал ему в расследовании дела о тетрадях Виллара из Онкура. Их непобедимая троица снова вступила на тропу войны, и, пожалуй, это ему по душе.

Ирис обещала сразу перезвонить ему, чтобы сообщить, что ей удалось накопать о Чарльзе Линче, а он тем временем собирался побольше разузнать о заголовке на папке, которую забрал на улице Монморанси — «Summa Perfectionis — Р. Rubedo», и о нарисованном под ним знаменитом глифе Джона Ди.

Насколько он помнил, книга под названием «Summa Perfectionis» представляет собой латинский перевод арабского трактата, посвященного алхимии. Что же касается «Р. Rubedo», возможно, это чье-то имя. Поль Рубедо? Пьер Рубедо? Вообще-то больше похоже на псевдоним, чем на настоящую фамилию. Само слово «Rubedo» о чем-то смутно ему напоминало. Может, это одно из многочисленных имен Доктора? Надо будет проверить.

Решив начать поиски с «Summa Perfectionis», он раскрыл первый том Энциклопедии алхимии.

Едва Ари начал листать книгу, как на столик легла чья-то тень.

— Добрый вечер, Маккензи.

Ари поднял голову и широко улыбнулся при виде тонкого личика и взлохмаченных волос официантки.

— Привет, Бене.

— Похоже, вам намного лучше…

Он пожал плечами:

— Терпимо.

— Дайте угадаю: вы влюблены?

— В вас? Да, давным-давно.

— Дурачок! — фыркнула она с притворным смущением. — Скажите, мне это снится или вы и правда принесли с собой работу?

Маккензи взглянул на разложенные на столике книги и записную книжку.

— От вас ничего не скроешь, Бенедикт.

— Обалдеть! Выходит, у вас вновь появилась мотивация для работы?

— Похоже на то.

— Круто! Замечу, что это круто! Только не просите принести минералку.

— Нет-нет, виски, как всегда. А вы, значит, торчите здесь до самого вечера?

— Ну да… Слышали новый девиз нашей прекрасной страны: работай допоздна…

— …не получишь ни черта. Как не слышать. В полиции это весьма распространенная практика.

— Издеваетесь? Да я впервые бог знает за сколько недель вижу вас за работой!

— Сам удивляюсь.

— Вы только не беспокойтесь, Марион будет позже. Опля! Бокал виски безо льда! Сию секунду, капитан!

— Я не капитан, а майор.

— Вы нарочно так говорите, чтобы я вышла за вас замуж.

Она весело удалилась, а Маккензи вновь погрузился в чтение. Он прочитал много статей в трех принесенных им справочниках и сделал в черной записной книжке несколько заметок.

«Summa Perfectionis», или «Вершина совершенства», в самом деле оказалась старинной книгой. Одной из тех, которые в Средние века ошибочно приписывались Джабиру ибн Хайяну.

Этот человек, более известный под латинским именем Гебер, был арабским алхимиком VIII века и остался в истории благодаря тому, что первым применил к герметизму научный и экспериментальный подход. Если верить различным толкователям, этот основоположник изобрел прежде неизвестное лабораторное оборудование, описал химические операции перегонки и кристаллизации и изготовил много важных препаратов. Но, хотя его книги оказали огромное влияние на западных средневековых алхимиков, большинство приписываемых ему произведений созданы не им и являются апокрифами.

Настоящим автором «Summa Perfectionis» был Поль де Тарант, писатель XIII века, позже прозванный псевдо-Гебером, так как он выдавал многие из своих сочинений за переводы трудов Джабира ибн Хайяна. Тем не менее это произведение, представляющее собой не что иное, как сумму герметических знаний того времени, стало одним из основных источников для алхимиков прошлого и настоящего. Так что не приходится удивляться, что Вэлдон упомянул эту книгу.

Однако в документах из папки «Summa Perfectionis — Р. Rubedo» ни слова не говорилось о произведении псевдо-Гебера. Тогда почему ее так озаглавили?

В самом деле, заметки Вэлдона касались самых разных тем: Виллара из Онкура, мифа о полой Земле, Агарты, Николя Фламеля и «Изумрудной скрижали». Все они так или иначе имели отношение к герметизму вообще, но не к «Summa Perfectionis» в частности. А значит… Либо Доктор просто-напросто воспользовался старой папкой с неподходящим заголовком, либо термин Summa Perfectionis по неизвестной пока Ари причине служил связью между этими разнообразными предметами.

Что же касается Р. Rubedo… Если это действительно имя, Ари понадобится помощь Ирис. Но сейчас не стоит ее беспокоить: она уже выполняет одну его просьбу. Поэтому он решил поискать что-нибудь о символе, нарисованном под заголовком, и наскоро перечитал биографию его предполагаемого создателя — знаменитого Джона Ди.

Память не подвела Ари: это был английский математик и оккультист второй половины XVI века. Увлекавшийся астрономией и мореплаванием, водивший дружбу с картографом Меркатором, этот эрудит соединял научные изыскания с герметической философией. По его мнению, лишь это на первый взгляд парадоксальное сочетание знаний позволяет получить цельное представление о Вселенной.

Блестяще окончив Кембридж, он продолжил образование в Брюсселе и Париже, где еще в юном возрасте часто читал лекции по математике. Вернувшись в Лондон, Джон, придававший большое значение сохранению старинных книг и рукописей, предложил королеве Марии проект национальной библиотеки. Получив отказ, он решил создать собственное собрание. Всю жизнь он коллекционировал книги и манускрипты, открывая двери своей библиотеки студентам и ученым. Именно эта сторона биографии делала Ди особенно симпатичным в глазах библиофила Маккензи. Все прочее оказалось куда менее привлекательным.