Я решил использовать для высадки на Иллирию небольшуюкосмошлюпку, не имеющую металлических частей, а «Модель-Т» оставить на орбите.Я посчитал, что недели вполне должно хватить для решения всех проблем, изапрограммировал «Модель-Т» по истечении этого срока зависнуть над самым мощнымузлом-энерговводом и затем возвращаться туда каждый день в определенное время.

Я спал, ел, ждал и ненавидел.

Потом, в один прекрасный день, послышался гул, переходящий ввой. Затем все стихло. Звезды вдруг посыпались огненным дождем, но вскоре застылив неподвижности. Одна, особенно яркая, горела прямо по курсу.

Я определил точные координаты Иллирии и двинулся к ней. Недва дня, а, казалось, две жизни спустя я увидел ее: отливающую зеленью, словноопал; со сверкающими морями и бесчисленными заливами, озерами и фьордами; сбуйной растительностью на трех континентах, расположенных в тропиках; спрохладными лесами и многочисленными озерами четырех континентов умереннойзоны; без особенно высоких гор, но с множеством холмов; с девятью небольшимипустынями — так, для разнообразия. Имелись также — одна извилистая река, длинойв несколько Миссисипи; система океанических течений, которой я по правугордился, и пятисотмильный скалистый хребет-мост между двумя континентами,который я создал лишь потому, что геологи ненавидят их не меньше, чемантропологи — обожают. Я наблюдал за формированием штормового фронта вэкваториальной зоне, потом — по грозовым тучам — за его движением на север.

Один за другой, по мере моего приближения, на фоне планетыпоявились три ее луны — Флопсус, Мопсус и Каттонталлус.

Я вывел «Модель-Т» на эллиптическую орбиту, оставаясь запределами самой далекой из лун и, как я надеялся, вне зоны чувствительностисредств обнаружения. Потом я занялся подготовкой шлюпки, а такжепрограммированием последующего спуска самого корабля.

Затем я определил положение «Модели-Т» на настоящий момент инемного подремал.

Проснувшись, я сходил в туалет, потом еще раз проверилкосмошлюпку и стартовый механизм. Приняв ультразвуковой душ, я надел черныерубашку и брюки из водоотталкивающей ткани, названия которой я никак не могзапомнить, хотя компания по ее производству принадлежала мне, обулся в тяжелыеботинки, которые называл армейскими (хотя все остальные называли ихтуристскими) и заправил в них штанины брюк. Потом застегнул мягкий кожаныйремешок.

Из него в случае необходимости можно было вытащитьпроволоку-удавку, спрятанную в центральном шве. На бедро я повесил кобуру сручным лазером, а к поясу прикрепил гирлянду маленьких гранат. На шее у меняболтался медальон с бомбой внутри, а на правое запястье я надел хронометр,который извергал ровно в девять часов нервно-паралитический газ, еслипредварительно был нажат рычажок. В карманы я положил носовой платок, расческуи остатки кроличьей лапки тысячелетней давности. Теперь я был готов ко всему.

Однако, следовало обождать. Я намеревался совершить спускночью — черной пушинкой опуститься на континент Великолепия в точке, удаленнойот пункта назначения не менее, чем на сто, но и не более, чем на триста миль.

Я взвалил рюкзак на спину, закурил и отправился к отсекушлюпки. Заняв кресло пилота, я надвинул на кабину прозрачный колпак и сразупочувствовал, как легкий ветерок начал обдувать мое лицо, а ноги сразу обдалаволна теплого воздуха. Потом я нажал кнопку, и створки внешнего люка сталиподниматься.

Наконец люк открылся, и я увидел вдали сияющий полумесяцмоей планеты. «Модель-Т» должна была в нужный момент придать шлюпке начальноеускорение. Мне оставалось лишь управлять спускающимся аппаратом, когда онвойдет в атмосферу. Вес машины вкупе с моим собственным, благодаря антигравам,встроенным в корпус, составлял всего несколько футов. У шлюпки имелись руливысоты, элероны, а также паруса и парашют. Однако, она была гораздо меньшепохожа на планер, чем это могло вам показаться из моего описания. Скорее, этобыл парусник трехмерного воздушного океана. Итак, я ждал, сидя в нем, исмотрел, как волна ночи смывает краски дня с лика Иллирии. Показался Мопсус, аКаттонталлус исчез. У меня зачесалась правая лодыжка.

Пока я ее чесал, над головой загорелся голубой огонексигнала. Не успел я пристегнуть ремни, как голубой огонек сменился красным.

Я расслабился, потом прожужжал зуммер, красный огонек потухи тут же меня в спину будто лягнул мул. И вот — вокруг меня блестят звезды,подо мной темнеет Иллирия, а люк остался далеко позади.

Потом был дрейф, только не вниз, а вперед. Не падение, аскольжение, причем настолько незаметное, что я даже закрыл глаза. Планетаказалась бездонной ямой, черной дырой, которая постепенно увеличивалась вразмерах. В капсуле стало теплее, я слышал лишь свое учащенное дыхание, стуксердца, да шипение воздуха, обдувающего лицо.

Когда я посмотрел назад, корабль уже скрылся из вида. Началобыло неплохим.

Давненько я не летал на дрифтере, кроме как для развлечения.И всякий раз, когда я сажусь в его кабину, в моей памяти всплывает одна и та жекартина: серое предрассветное небо, волны, запах пота, горький привкусдрамамина во рту, первые «угх» артиллерийского огня, и наша десантная баржаприближается к берегу. И сейчас, как и тогда, я вытер ладони о колени икоснулся высохшей кроличьей лапки. У брата была точно такая же. Ему понравилисьбы шлюпки-дрифтеры. Он, вообще, любил самолеты, парусники, планеры. Любилкататься на водных лыжах и нырять с аквалангом, а еще — акробатику. Поэтому онпошел в авиацию. Из-за чего, наверно, так рано и встретил свою смерть. Да имногого ли можно ждать от какой-то паршивой кроличьей лапки?

Звезды сияли, как благодать Господня — холодные и далекие.Вскоре я надвинул на купол щиток фильтра, укрываясь от слепящих лучей солнца.Мопсус сверкал отраженным светом, бросая лучи в бездонную яму планеты. Флопсусвращался по более низкой орбите и в настоящее время находился по другую сторонупланеты. Благодаря наличию трех лун, моря на Иллирии были относительноспокойными — лишь раз в несколько лет, когда все спутники оказывались на однойлинии, им удавалось изобразить солидную приливную волну. Воды, вздыбившисьзеленой горой, прокатывались вокруг планеты, и на месте отхлынувших волнвозникали оранжево-пурпурные пустыни с островками кораллов. Камни, кости,рыбины и плавник оставались лежать на высыхающем дне, словно следы легендарногоПротея. Все это сопровождалось ураганами, смерчами, резкими колебаниямитемпературы и скоплением грозовых туч. В небе словно выстраивались соборы изоблаков, пока, наконец, на землю не обрушивался ливень. Водяные горыразбивались о берега, рушились сказочные города, волшебные острова возвращалисьна дно морское, а Протей, спрятавшийся неведомо где, каждый раз хохотал какбезумный, когда раскаленный трезубец Нептуна вонзался в отвечающие шипениемволны. Удар — шипение, удар — шипение. Потом долго приходилось тереть глаза.