– Да, вообще-то это очень смешно. – Я сделала шаг в сторону от камина, рядом с которым мне потихоньку становилось слишком жарко. – Ты боялся только муравьев или насекомых вообще?

Блейк не растерялся. Его взгляд неподвижно покоился на мне, и я начала чувствовать себя неловко. Как он умудрился так быстро вывести меня из себя? Его феноменальные глаза сверлили мои. Несмотря на раны на его лице, Блейк выглядел так, словно был сделан изо льда. Неприкосновенный, неуязвимый.

– Неужели ты никогда ничего не боялась, Джун? Даже сейчас?

Его вопрос застал меня врасплох. Он хотел знать, боялась ли я за него сегодня? Или боялась ли я проклятия? Он намекал на тот факт, что, по его мнению, я недостаточно беспокоюсь и постоянно оказываюсь в опасных ситуациях? Несколько секунд мы с Блейком молча смотрели друг на друга. Но, несмотря на то, что это были всего лишь несколько секунд, они ощущались, словно полвека.

Бетти наконец нарушила молчание.

– Что ж, я в детстве боялась тушеного мяса моей тети. Оно было таким жестким, что его нельзя было прожевать. Один раз я чуть не подавилась непрожеванным куском. – Одно лишь воспоминание заставило ее вздрогнуть.

– Ты говоришь о своей тете Агате? – спросила я, благодарная за смену темы разговора.

Бетти кивнула, и на ее лице появились угрызения совести, которые она попыталась стереть быстрым движением руки и очередной сменой темы.

– Говоря о кулинарии, хотите говяжье жаркое с вустерским соусом сегодня вечером?

– Не нужно ничего готовить, Бетти. Ты должна поехать к матери. – Блейк выпрямился, чтобы дотянуться до графина с водой, стоявшего на журнальном столике. При движении он разочарованно застонал, и на его лице появилось мучительное выражение.

– Ничего, – ответила Бетти, потянулась за графином и налила ему стакан воды. – Вам нужен кто-то, кто позаботится о вас. Тетя Агата поможет маме встать на ноги. – С отсутствующим видом она подала Блейку стакан с водой. Видимо, она не верила собственным словам.

– Бетти, – решительно сказал он. – Я хорошо справлюсь и один.

– Гарантированно не оставлю тебя здесь одного. Не с вывихнутой ногой и всеми твоими синяками. Ты вообще смотрелся в зеркало?

Блейк улыбнулся.

– Неужели все хуже, чем раньше?

– А как же! – упрямо сказала Бетти, а потом нахмурилась. – Нет уж! Я должна заботиться о тебе, я обещала твоей матери, боже храни ее душу! Не могу оставить тебя здесь одного.

– Но ведь он не один, – вмешалась я, потому что не могла продолжать наблюдать, как кухарка борется сама с собой. Уверена, что Блейк будет не в восторге, и я сама еще не определилась, что думаю об этой идее, но слова вылетали совершенно сами по себе. – Я же здесь, Бетти. Так что можешь спокойно уехать.

– Он не должен двигаться. Ты не должна уступать ему, независимо от того, насколько очарователен или отвратителен этот глупый парень, – сказала Бетти мне чуть позже на кухне. Она настаивала на том, чтобы дать мне краткое наставление о своем царстве до того, как приедет такси, чтобы отвезти ее на поезд.

Она показала мне замороженные пирожки, которые лежали в морозилке, и дала мне несколько советов о том, что Блейк любит есть, а что – нет.

– Он не любит свежий перец, тебе не стоит предлагать ему его даже с авокадо. Еще в детстве он его выплевывал, упрямый мальчишка. – Вздохнув, она закрыла дверцу холодильника. – Блейк так же упрям, как и его дед. Если ему что-то не нравилось, ни у кого не было возможности ему возразить. Поэтому убедись, что он регулярно принимает болеутоляющие, которые назначил ему врач. Я должна была заставить его сделать это раньше, но если он не обманул меня, то проглотил таблетку.

За широкими окнами позади Бетти над лужайкой клубились серые тучи, распространяя мрачное настроение, которое идеально подходило к выражению лица кухарки. Ей явно было трудно оставить нас здесь одних.

– Неужели я действительно могу уехать?

– Конечно, – сказала я. – Поезжай к своей матери, Бетти. Я знаю, где лекарства, и собираюсь заставить Блейка их принимать, ведь я, видимо, тоже кое-что почерпнула из упрямства деда.

Бетти вымученно улыбнулась.

– Хорошо. Хотя упрямство твоего деда не всегда было приятным.

– Каким образом?

При моем вопросе она немного напряглась. Видимо, уже пожалела о своих словах. В ее взгляде промелькнуло воспоминание, которым она, однако, не хотела делиться со мной. Через долю секунды ее глаза устремились к старой доске, прикрепленной к стене рядом с кладовой, на которой висело несколько старых ключей. Что же произошло с ней?

Это не было запланировано, но в тот момент я просто не могла удержаться от соблазна использовать свой дар.

Я посмотрела в глаза Бетти, которые тут же превратились в ограненные бриллианты. Их мерцающая стеклянная поверхность сначала перешла на тело кухарки, а затем охватила всю остальную кухню. Огромная изразцовая печь у стены, белые подвесные шкафы и массивный кухонный стол в центре – все превращалось в хрусталь до тех пор, пока не покрылось зеркальной хрупкостью, которую породила моя способность.

– Что ты от меня скрываешь? – спросила я у Бетти, глаза которой расширились. Яркий свет разлился вокруг, сопровождаемый сильным чувством стыда. Вся кухня вокруг меня развалилась. Вскоре бесчисленные осколки стекла, казалось, начали плясать в воздухе, пока, как по команде, они все вместе не упали на пол и не перенесли меня в другое место.

Я оказалась в одном из коридоров Грин-Манор и увидела гораздо более молодую версию Бетти, стоявшую с подносом перед одной из комнат на первом этаже. Тут я снова узнала благородную деревянную дверь, которая была заперта во время моего первого знакомства с поместьем. Однако на этот раз дверь была наполовину приоткрыта, и в ее замке торчал старый ключ с красной бархатной петлей.

Бетти была немного стройнее в этой правде, но у нее были те же бойкие глаза и добрые черты лица, которые остались с ней до сих пор. На ее подносе находились чайник и две чашки. Казалось, она не определилась, стоит ли ей входить или нет – из комнаты доносились громкие голоса, звучавшие как во время ссоры. Вместе с Бетти я бросила любопытный взгляд на дверь.

– Ты не можешь мне запретить! – кричала тетя Катарина, которая в своем зеленом платье и с распущенными волосами действительно имела некоторое сходство со мной. Она была здесь моложе, чем в прежнем воспоминании. Ей было около двадцати.

– Нельзя быть таким несправедливым. – Моя тетя стояла возле мольберта и отложила в сторону кисть, которую только что использовала, чтобы закончить на холсте цветущую розу. К покрытым обоями стенам комнаты были прислонены готовые и незаконченные картины в разных стилях, – комната, по-видимому, использовалась как мастерская.

– Это для твоего же блага, – прогремел глубокий голос, принадлежавший худощавому пожилому человеку. Он был довольно высокого роста, имел окладистую седую бороду и глубокую складку между бровями. Одного взгляда было достаточно, чтобы узнать моего деда. Было странно видеть его живым в первый раз, даже если это была всего лишь правда Бетти. – Ты не можешь связаться с этим парнем. Вся его семья – отрава для тебя! Отрава для нас!