Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не хочу ничего рассказывать. Если я сделаю это, ты проклянешь меня, а я этого не перенесу.
У Молли сжалось сердце. Слеза задрожала на ресницах и медленно покатилась по щеке.
— И ты не хочешь рискнуть? Ради… нас?
— Нет никаких «нас».
— Но могли бы быть.
Теперь она умоляла. И плакала.
— Нет, Молли, — произнес Джейкоб очень грустно. — Мне очень жаль, но «нас» нет и никогда не будет. Это невозможно. — Он горько вздохнул. — Порой я хочу, чтобы это случилось. Хочу быть другим. Но я знаю себя, знаю, на что я способен, что скрыто внутри меня. Это не для такой женщины, как ты.
— Что это означает? — спросила Молли. Она была в отчаянии.
— Это означает, что ты добрый, замечательный, умеющий любить человек и заслуживаешь кого-то получше меня.
— Звучит как извинение.
— Хотел бы я, чтобы это было так. Было бы легче. — Джейкоб провел рукой по лицу. Он выглядел усталым, одиноким, потерянным. Молли захотелось обнять его, прижать к себе. Словно ощутив ее желание, Джейкоб закончил: — Ты не можешь всех спасать, Молли.
— Я не пытаюсь спасать тебя.
— Пытаешься. Ты не осознаешь это, но я вижу по твоим глазам. Ты думаешь, что у тебя хватит сил помочь мне. Излечить меня. Но это не так. И, поверь, я этого не стою.
— Нет, стоишь.
Он покачал головой:
— Если бы ты знала… Но это не важно. Знаю я. Знаю, что у нас не может быть будущего. Прости за сегодняшнюю ночь. Я надеялся, что смогу держать себя в руках. Но не смог, — добавил Джейкоб с дрожью в голосе. — Я проиграл. Предал тебя.
— Ты не проиграл. Ты победил. Это была самая прекрасная ночь в моей жизни.
— Была, — подчеркнул Джейкоб и улыбнулся так печально, что у Молли заныло сердце. Она едва могла дышать. Это была не просто боль. Почти агония. Джейкоб подошел к ней и вытер слезинку, которая катилась по ее щеке.
— Это было прекрасно, — сказал он и отвернулся, все еще мрачно улыбаясь. — Я распоряжусь, чтобы шофер подал машину.
И Джейкоб ушел.
Молли бродила по выставке как сомнамбула. Пузырьки поднимались вверх, один за другим, и исчезали. Когда исчезнут все, не останется ничего.
Она с трудом воспринимала то, что только вчера распаляло ее воображение. Повсюду гнездились воспоминания. Молли шла по залу, и ей казалось, что Джейкоб тут, рядом. Вот он улыбается, слушает поток ее идей, комментирует, делает замечания…
Сколько боли поместилось в таком коротком промежутке времени!
Когда наконец наступил вечер, она испытала облегчение, хотя это означало встречу с Джейкобом, которой Молли желала и страшилась одновременно.
Она заметила его, когда он осторожно тронул ее за плечо. Молли стояла у японского сада камней и вспоминала его слова: «В жизни все несовершенно. Чтобы обрести покой или счастье, надо принять несовершенство мира и несовершенство нас самих».
Теперь она понимала, что он имел в виду. Джейкоб не только не мог примириться с собственными несовершенствами. Он не прощал себя.
Но что именно он не может себе простить? Удар, который нанес отцу? Но он защищался. Или было что-то еще, чего Молли страшилась. Неужели это действительно все изменит, как утверждает Джейкоб?
— Ты хорошо провела день? — спросил он.
Он смеется?
— Не очень, — ответила она довольно сухо.
Джейкоб кивнул:
— Машина ждет у дверей.
На сей раз это был не маленький красный автомобиль с откидным верхом, а огромный лимузин. И за рулем сидел шофер.
Молли ехидно улыбнулась, скользнув на роскошное сиденье:
— Что случилось с красной машиной?
Джейкоб пожал плечами:
— Останется тут. В пути мне придется поработать.
Он достал из портфеля бумаги. Молли отвернулась к окну и порадовалась, что они едут не в открытом автомобиле. Пошел дождь.
Когда лимузин свернул с шоссе, и Молли увидела указатель Вольфстоуна, она, набравшись храбрости, спросила:
— Что же дальше?
Джейкоб напрягся. Он посмотрел на нее вроде бы спокойно, но она заметила, как в уголках его глаз промелькнула печаль.
— Что же дальше? — медленно повторил он. — Думаю, тебе надо кое-что доделать в парке.
— Еще недели две, и все будет кончено. В том, что касается меня. — Молли сделала ударение на этих словах. Джейкоб ничего не ответил, и она поинтересовалась: — Значит, мы будем жить две недели так, будто ничего не случилось?
«Словно ты не перевернул мой мир?»
— Лучше, если мы не будем встречаться, — отрезал Джейкоб после секундной паузы. — Полный разрыв.
Она покачала головой:
— Ну и нервы у тебя.
— Я понимаю, что ты обижена…
— Правда? — Она повернулась к нему. Ее глаза блестели от слез и злости. — Ты и это понимаешь, Джейкоб? Разумом? А как насчет сердца?
— Я говорил…
— Да, да. — Молли прижала руку ко лбу. — Очень удобная позиция, правда? Можно взять и уйти, потому что тебе жаль, но ты ничего не в силах поделать. У тебя столько ужасных тайн, но ты не желаешь сказать мне, что это за тайны! Знаешь, кто ты после этого, Джейкоб Вольф?
Молли смотрела на него, дрожа от обиды, но на лице Джейкоба не дрогнул ни один мускул.
— Кто? — спросил он спокойно.
— Трус! — выкрикнула она. — Ты просто трус!
Джейкоб не отреагировал на оскорбление. Лимузин остановился у большого дома. Молли, горько всхлипнув, открыла дверцу машины, схватила свою сумку и исчезла за завесой дождя.
Джейкоб наблюдал, как дождь и туман поглощают Молли. Потом закрыл глаза и постарался укрепить душу.
Спокойствие. Контроль.
Трус…
Он заслужил это. Он воспринял оскорбление как должное. Может ли быть по-другому, если Молли понятия не имеет, почему он уходит из ее жизни?
Он хладнокровно поднял руку на своего отца, на свою сестру. И ушел. Он заново научился жить, но вынужден был признать, что существует что-то для него недоступное.
Джейкоб примирился с этим давным-давно. Или думал, что примирился.
А потом он вернулся в Вольф-Мэнор, и старые призраки воскресли, чтобы дразнить его тем, чего не может быть никогда. А Молли заставила его думать, и желать, и хотеть…
Джейкоб вошел в особняк, скинул пиджак и бросил у двери кейс. В доме царили пустота и тишина, и все-таки он слышал голоса: «Не надо, папа! Пожалуйста, не надо…»
Как это часто бывало в последнее время, в нем воскресла ярость. Та самая, которая заставила его сжать кулаки… Даже теперь, почти двадцать лет спустя, ярость была так сильна, что Джейкоб испугался.