* * *

Ассистентка Филипа Зимбардо написала мне на почту: «К сожалению, он отклоняет все запросы на интервью до середины весны из-за плотного графика». Шел февраль. Я спросил, сможет ли она дать мне знать, если он будет задействован в каком-либо проекте по деиндивидуации. Она ответила отрицательно. «Я ежедневно получаю огромное множество подобных запросов и не могу заботиться еще и о том, чтобы не забывать оставаться на связи с отдельными личностями». Я сказал ей, что беседовал с Дейвом Эшельманом, и спросил, могу ли я хотя бы сверить полученную от него информацию с доктором Зимбардо. «Возможно, он сможет ответить на несколько коротких вопросов посредством электронной почты в середине мая», – написала она. Так что в мае я переслал ей цитаты Дейва Эшельмана. «Разве фраза “делаю что-то хорошее” не противоречит выводам доктора Зимбардо? – спросил я. – Дейва Эшельмана не заразила неблагоприятная среда. Он пытался быть полезным».

Она переслала мое сообщение доктору Зимбардо, приписав: «Ответьте в обратном письме мне! Иначе, я боюсь, он продолжит писать вам уже напрямую!!» (Меня случайно поставили в копию.) Зимбардо ответил мне позднее тем же вечером. «Пожалуйста, отложите на время свою наивность, – написал он. – Эшельман публично заявил, что решил побыть “самым жестоким, негуманным охранником, какого только можно себе представить” в заснятых на видео интервью, что заключенные были его “марионетками”, что он решил довести их до ручки, пока они не взбунтуются. Они этого не сделали, и он не сдался. Более того, его унизительные пытки лишь усугублялись с каждой ночью… Пытался быть полезным? Он создал неблагоприятную среду, которая сломала невинных студентов и заключенных!»

Был ли Зимбардо прав, а я – излишне наивен? Что, если годы спустя Дейв пытался таким образом обелить свою жестокость? Я продолжил копать и обнаружил, что был не первым человеком, которому эксперимент Зимбардо показался несколько наигранным. Профессор психологии Бостонского колледжа Питер Грей – автор широко распространенного пособия по психологии – опубликовал в «Сайколоджи тудей» эссе под названием «Почему тюремный эксперимент Зимбардо не попал в мой учебник»:

Грею казалось, что критической ошибкой Зимбардо стало то, что он отвел себе роль старшего коменданта вместо того, чтобы наблюдать за ходом эксперимента со стороны. И он не был каким-то там безразличным комендантом. До начала эксперимента он оставил охранникам напутствие, о чем позднее вспоминал в своей книге «Эффект Люцифера»[30]:

Для Гюстава Лебона толпа была огромным, свободным от идеологических установок взрывом безумия – единая капля цвета ярости, без вариантов. Но это не относилось к Твиттеру. Твиттер вещал не одним голосом. В случае с Жюстин Сакко были женоненавистники: «Кто-то (ВИЧ+) должен изнасиловать эту суку, и тогда мы посмотрим, как цвет кожи спасет ее от СПИДа». (Никто, кстати, не развязал кампанию против этого человека. Все с огромным восторгом травили Жюстин, а наш механизм шейминга настолько просто устроен, что мы просто не справились бы с травлей еще одного человека, некорректно травящего Жюстин.) Были гуманисты: «Если неудачно сказанные @JustineSacco слова о СПИДе ранят вас, присоединяйтесь ко мне – поддержим работу @CARE в Африке вместе». Были корпорации, продвигающие таким образом свои продукты, вроде Интернет-провайдера для самолетов «ГоуГоу»: «Когда в следующий раз решите твитнуть какую-нибудь глупость перед взлетом, убедитесь, что ваш рейс обслуживается @Gogo! CC: @JustineSacco».

Все эти люди, как и сказал Стив Райхер, сплотились спонтанно, без влияния лидера. Я не был одним из них. Но я не остался в стороне в случае со множеством других людей, подобных Жюстин. Меня очаровывала эта новая технология – словно ребенка, ползущего к пистолету. Прямо как в случае с Дейвом Эшельманом, мной двигало желание сделать что-то хорошее. И это явно лучше, чем если бы мной двигало групповое безумие. Но это желание собрало слишком большую коллекцию скальпов – я разорвал на части ОГРОМНОЕ количество людей, которых теперь даже не мог вспомнить, – и заставило меня заподозрить, что все это исходит из какого-то причудливого темного источника, какого-то места, о котором мне очень не хочется задумываться. И именно поэтому задуматься было необходимо.

– Я никто, – сказал Хэнк. – Обычный парень, у которого есть семья и работа, среднестатистический американский парень.

«Хэнк» – не его настоящее имя. Этот аспект своей личности он сумел сохранить в секрете. Он разговаривал со мной через Гугл Хэнгаутс, сидя на кухне своего дома на окраине маленького городка на Западном побережье, название которого я пообещал не упоминать. Он создавал впечатление болезненного, нервного человека, которому за компьютером куда комфортнее работать в полном одиночестве, чем болтать с незнакомцем.

17 марта 2013 года Хэнк присутствовал на конференции разработчиков в городе Санта-Клара, и ему в голову пришла дурацкая шутка, которой он шепотом поделился со своим приятелем Алексом.