К счастью, в тот вечер у подножия нашего холма бунт сошел на нет. Что, если задуматься над этим сейчас, уже не звучит так уж похоже на грубую версию мексиканской волны. Если бы протестующие и впрямь потеряли рассудок из-за жуткого вируса, они бы продолжили восхождение на холм. Этот холм, Хайгейт Вест Хилл, очень крутой – один из самых крутых в Лондоне. Думаю, протестующие приняли чрезвычайно разумное решение, не став взбираться на него.

Оказывается, что концепт «группового безумия» был выведен в XIX веке французским доктором по имени Гюстав Лебон. Его идея заключалась в том, что люди совершенно теряют контроль над своим поведением, становясь частью толпы. Свобода воли куда-то испаряется. Ее место занимает заразительное безумие, полное отсутствие сдержанности. Мы не можем остановиться. Так что бунтуем – или с ликованием свергаем Жюстин Сакко.

Узнать подробнее о Гюставе Лебоне было не так уж и легко. При том, что он вывел сохраняющую такую актуальность теорию, о нем практически никто не писал. Лишь один человек предпринял попытку сложить обрывки его жизни в единую историю – Боб Най, профессор европейской интеллектуальной истории в Орегонском университете.

– Лебон был родом из провинциального городка на западе Франции, – сказал он мне в телефонном разговоре. – Но решил, что хочет учиться в медицинской школе в Париже…

Франция того времени настолько настороженно относилась к толпам, что в 1853 году, когда Лебону было двенадцать, Наполеон III поручил парижскому градостроителю Жоржу Эжену Осману перестроить извилистые средневековые улочки в длинные, широкие бульвары – урбанистическое проектирование в качестве контроля над потоками людей. Это не сработало. В 1871 году парижские рабочие взбунтовались, протестуя против условий труда. Они брали в заложники местных чиновников и полицейских, которых казнили без суда и следствия. Правительство бежало в Версаль.

Лебон симпатизировал правящей элите (которую, в свою очередь, он сам ни чуточки не интересовал – на тот момент он зарабатывал на жизнь, работая водителем на «Скорой»). Так что он испытал огромное облегчение, когда через два месяца после начала революции французская армия пошла на штурм коммуны и убила около 25 тысяч повстанцев.

Восстание травмировало Лебона. И под его влиянием он пустился в свой интеллектуальный квест. Мог ли он доказать научно, что массовые революционные движения были лишь сумасшествием? И если так, мог ли он придумать, каким способом элита способна извлечь пользу от управления этим безумием? Такая теория могла стать его пропуском в высший свет парижского общества – потому что именно подобные тезисы элита и хотела слышать.

Он начал с того, что несколько лет провел за изучением огромной коллекции человеческих черепов, принадлежащей Парижскому антропологическому обществу. Он пытался продемонстрировать, что мозг аристократа и бизнесмена больше, чем любого другого человека, и он с меньшей вероятностью поддастся повальной истерии.

– Он брал череп и наполнял его картечью, – объяснил мне Боб Най. – А потом пересчитывал дробь, чтобы определить объем.

Измерив 287 черепов, в 1879 году в своей работе «Анатомические и математические исследования законов изменения объема черепа» Лебон заключил, что мозг большего объема и впрямь принадлежит аристократам и бизнесменам. Он также обнадежил читателей, переживающих из-за того, что «тело негра больше нашего», заявив, что «их мозг не столь тяжелый». То же утверждение оказалось справедливым по отношению к мозгу женщин: «Среди парижан есть огромное количество женщин, чей мозг по размерам гораздо ближе к мозгу горилл, чем самому развитому мозгу мужчины. Их неполноценность настолько очевидна, что никто даже не пытается это оспорить; дискуссии достойна лишь ее степень. Все психологи, изучавшие интеллект женщин, а также поэты и прозаики сегодня признают, что они [женщины] представляют собой самые низшие формы человеческой эволюции и что они ближе к детям и дикарям, чем к взрослому, цивилизованному мужчине. Они отличаются непостоянством, непоследовательностью, отсутствием здравого мышления и логики, неспособностью рассуждать».

Он сделал вывод, что несколько «выдающихся женщин» все-таки существует, но они «такое же исключение, как появление на свет любого уродства, следовательно, ими можно полностью пренебречь».

И именно по этой причине, считал он, никакому феминизму нельзя было дарить возможности для процветания: «Стремление дать им такое же образование и ставить перед ними такие же цели – опасная химера. В тот день, когда, имея ложное представление о предусмотренных для нее природой низших занятиях, женщина покинет дом и начнет принимать непосредственное участие в наших битвах – в тот день начнется социальная революция, и все, на чем зиждутся священные семейные узы, исчезнет».

– Пока я писал биографию Лебона, – сказал Боб Най, – понял, что в моем понимании он самая редкостная свинья всего мироздания.

Публикация этой работы в 1879 году оказалась настоящим провалом. Вместо того, чтобы с радостью поприветствовать его в своих рядах, ведущие члены Парижского антропологического общества высмеяли его, назвав женоненавистником, использующим низкосортные методы научного исследования. «Лебон, по всей видимости, считает женщину неким проклятым существом и пророчит всякие мерзости и запустение в том случае, если она решит выйти из дома, – заявил в своей речи генеральный секретарь общества Шарль Летурно. – Разумеется, у нас есть множество сомнений касательно такого вывода».

Задетый таким унижением, Лебон уехал из Парижа и отправился на Аравийский полуостров. Он просил французское Министерство народного просвещения профинансировать эту поездку, предложив изучить расовые особенности арабов на случай, если они когда-либо «попадут под французское колониальное господство». Но его запрос был отклонен, так что пришлось за все платить самому.

В течение следующего десятилетия он написал и самостоятельно издал несколько книг, посвященных неврологической неполноценности арабов, преступников и сторонников мультикультурализма. Он явно оттачивал свое ремесло. Как любезно заметил Боб Най в биографии Лебона «Истоки психологии толпы»[28], отныне он «сосредоточился на краткости и перестал использовать указания источников или какие-то заметки, писал просто и изящно». Что Боб Най подразумевал под этим? То, что больше не было ни черепов, ни картечи, никакого сбора «доказательств» – лишь уверенность. В том же стиле в 1895 году и была опубликована книга, наконец, принесшая ему известность: «Психология масс»[29].

Она начиналась гордым заявлением Лебона о том, что он не относится ни к одному научному сообществу: «Принадлежать к какой-нибудь школе – значит необходимым образом разделять все ее предрассудки». И далее на 300 страницах он пускается в объяснения, почему толпа безумна. «Становясь частицей организованной толпы, человек спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации. В изолированном положении он, быть может, был бы культурным человеком; в толпе он варвар, то есть существо инстинктивное… В толпе любое чувство, любое действие заразительны».