Мои пальцы с болью впивались в оконное стекло. Дышать становилось все сложнее. Я едва сумела сказать:

— Боюсь, я не совсем понимаю… Вы же могли не общаться с ним, вычеркнуть его из своей жизни и жизни сына. Почему тогда вы живете здесь, под его контролем?

— Да! — выкрикнула она так неожиданно, что я вздрогнула. — Это контроль! Это тюрьма! И я… я так больше не могу!

Не выдержав, я обернулась. Лиза по-прежнему сидела на стуле, но теперь все ее тело тряслось, как в припадке.

Я оказалась рядом с ней машинально, не задумываясь о том, что делаю. Взяла за плечи, аккуратно сжала их и как можно мягче сказала:

— Тихо, тихо… успокойтесь. Расскажите мне все по порядку…

Она жадно глотнула воздух и подняла на меня свои пугающе огромные глаза.

— Они продали меня, — сказала она с дрожащей на губах улыбкой. — Они меня продали…

Я отпустила ее плечи и, поискав рукой стул, присела рядом. То, что говорила Лиза, становилось все более и более диким.

— Поподробнее… — попросила я коротко.

— Когда они пришли к нему… он сказал, что я должна оставить ребенка. Должна родить. Он дал им денег, чтобы они никогда не вспоминали об изнасиловании… и он пообещал содержать нас с сыном. И они сказали мне… что если я откажусь, то могу навсегда забыть о том, что у меня есть родня…

Я прикрыла глаза, пытаясь уложить все это в голове.

Лиза тихо, нервно рассмеялась.

— Я знаю, что вы скажете… что я могла бы все равно отказаться. Но поймите, Ника! Я была… слаба. Уязвима. Попросту сломана… и я осталась одна… против всех. Они все давили на меня и я… не выдержала.

Мы молчали некоторое время. Наконец я задала один из главных вопросов:

— Почему вы не пришли ко мне раньше и все не рассказали?

— Я не знала, чего от вас ждать. Вы могли не поверить, могли выгнать меня, рассказать все ему и он бы меня уничтожил…

Она сглотнула, потом добавила:

— А когда он привез в тот день Никиту с прогулки и сказал, что вы все видели…а потом написал, что вы от него ушли… я поняла, что теперь у меня есть шанс. Что у меня может быть союзник…

— Союзник в чем? — нахмурилась я непонимающе.

Она снова вскинула на меня глаза, лихорадочно блестящие, с дрожащими в них слезами.

— Ника, я почти не выхожу из дома… он требует, чтобы я всегда была тут, если он приедет! Я… я не могу жить, как все. Я изолирована, потому что он не хочет, чтобы рядом с его сыном были посторонние… мужчины. Мужчины! — нервно рассмеялась она. — Я с того дня смотреть не могу на мужчин…

— Вам нужна помощь, — сказала я, поднимаясь. — Но совсем не моя, Лиза.

— Нет, вы не понимаете!.. — подскочила она с места, молитвенно сжав кулачки и вдруг испуганно замерла, прислушиваясь.

Я тоже затаила дыхание и поняла, что ее так напугало — шелест шин. Во двор кто-то въехал.

— Это он! — испугалась Лиза так сильно, что ее и без того бледное лицо стало еще белее. — Он не должен вас увидеть! Скорее, сюда!

Схватив меня за руку, она с неожиданной силой потащила меня к одной из комнат и, распахнув дверь, сказала:

— Подождите здесь! Это моя спальня… он сюда не заходит.

Едва мне стоило войти внутрь, как она захлопнула дверь столь быстро, что я не успела сказать ей, что неподалеку на улице осталась моя машина. 

Сердце металось по груди из стороны в сторону, как взбесившийся маятник часов.

Лиза прижала кулаки к груди, словно этим жестом могла успокоить взбунтовавшийся орган, но это, конечно, не помогало.

Она смотрела, как Артем въезжает во двор, как выходит из машины и двигается к дому. А в голове ее творился сущий кошмар.

Он приехал неожиданно. Конечно, далеко не всегда предупреждал о своих визитах, буквально приковав ее к этому дому, и все же… В груди шевельнулось дурное чувство. Подозрение.

Что, если это Ника его позвала? Что, если она все ему рассказала о том, что Лиза к ней приходила? Чтобы Артем ее, Лизу, наказал…

Это было даже логично. Нике наверняка не понравилось, что у ее мужа был ребенок на стороне… И, конечно же, для нее было вполне естественно желать избавиться от Лизы…

Со стороны прихожей хлопнула дверь. Лиза вздрогнула от этого резкого звука и, мгновенно очнувшись, поспешно сделала вид, что занята. Вытащила из холодильника овощи, стала быстро их шинковать…

Но мысли никуда не уходили. Боже, что с ней будет, если Ника вдруг решит ее подставить?..

Тяжелые шаги приближались. Нужно было успокоиться. Если все же он ничего не знает о том, что его жена здесь, своим нервным видом Лиза подставит их обеих.

— Привет, — коротко бросил Орлов и она, не выдержав, все же испуганно подскочила на месте при звуке его голоса, выронив из рук нож.

Глубоко вдохнув, повернулась к нему лицом. По привычке попыталась понять, в каком он сегодня настроении. Обычно, если Артем был спокоен — ей можно было находиться рядом с сыном. Если же нет… лучше было скрыться подальше от его глаз.

Она сразу же чутко уловила, что сегодня с ним было что-то не так. И дело не только в том, что под глазами у него залегли темные круги, а сами глаза были воспалены, было нечто иное в нем самом. Как в прекрасном с виду яблоке, которое внутри, на самом деле, точил смертоносный червь.

Он ответил ей презрительным взглядом. Поджал губы, выражая привычное отвращение. Странно, но это ее даже задевало. Неужели она стала такая страшная? Или это просто он настолько ее ненавидел?

И она не могла понять, за что. Но знала другое — это полностью взаимно.

— Сколько можно дергаться при виде меня? — грубо кинул он раньше, чем она успела открыть рот. — Я тебя пальцем с той ночи не тронул ни разу!

Она едва не рассмеялась вслух. Да, с тех пор он действительно ее не касался. Но одного раза — грубого, мерзкого насилия, когда ей казалось, что еще немного — и он ее попросту убьет, было более, чем достаточно. Достаточно для того, чтобы сломать ей жизнь! Достаточно, чтобы дать понять — он способен на все.

Она еще помнила его угрозы. Помнила, что он обещал сделать, если она посмеет избавиться от ребенка. Помнила все так, словно это было вчера. Щедро подпитывала воспоминаниями свою ненависть.

— Я просто… не заметила, как ты вошел, — пробормотала, снова принимаясь старательно шинковать овощи.

— Где Никита? — коротко поинтересовался он в ответ.

— Спит.

Она уловила, как он развернулся, чтобы выйти с кухни, но вдруг остановился и, судя по звуку, принюхался. Сердце замерло в дурном предчувствии и резко оборвалось, когда Орлов вдруг спросил:

— Чем это пахнет?

Она тоже втянула носом воздух и ощутила слабый, но все же заметный аромат густой, сливочной туберозы. Духи Ники. Неужели он их узнал?