Борн - Джефф Вандермеер

Я нашла Борна бронзово-солнечным днем, когда к нашему дому подковылял гигантский медведь Морд. Так что в первую очередь, Борн был для меня найденышем. Хотя тогда я еще не знала, чем он для нас станет. Не думала, что он полностью перевернет нашу жизнь.

Тем более что и думать-то было особо не над чем: темно-фиолетовый комок размером с мой кулак, цепляющийся за шерсть Морда, словно выброшенный прибоем полураспустившийся морской анемон. Я заметила его только потому, что он, как маячок, каждые полминуты помаргивал изумрудно-зеленым огоньком, пробивавшимся сквозь пурпур.

Подобравшись ближе, я почувствовала запах моря, он накатил соленой волной, на мгновение смыв разрушенный город, вечные поиски еды и воды, бегство от вооруженных банд, а также измененных существ неясного происхождения или назначения. Исчезли даже изуродованные обгоревшие тела, свисающие с разбитых фонарей.

Вместо них на краткий момент найденная мною вещь вернула меня на отмели моей юности, далеко от этого города. Я ощутила ветер, аромат сморщившегося от соли засушенного цветка, узнала холодок воды, окатившей мои ноги. Припомнила долгую охоту за ракушками, хриплый голос отца и переливчатую скороговорку матери. Мои ступни погрузились в медовое тепло песка, я всматривалась в белые паруса у горизонта, обещавшие нашему острову гостей из-за моря. Если только я действительно когда-то жила на острове. Если только все это было правдой.

Отблеск солнца в гнилой желтизне глаза Морда.

В тот день я все утро следила за Мордом, с самого его пробуждения в тени здания Компании, что далеко на юге. Истинный правитель города поднялся в небо, приблизился к тому месту, где я пряталась, разинул пасть и начал утолять жажду, возя рылом по нечистому речному ложу, простиравшемуся на север. Никто, кроме Морда, не мог напиться из этой реки и остаться в живых. Таким его создала Компания. Затем, невесомый, будто семечко одуванчика, убийца вновь появился в небесной лазури. Где-то на востоке, под хмурыми дождевыми облаками, Морд обнаружил добычу и, рухнув на нее с высоты, освободил несколько визжащих кусочков мяса от необходимости жить. Обратив их в кровавый туман, во взбаламученную волну своего наигнуснейшего дыхания. Иногда свежая кровь заставляет его чихать.

Даже Вик не знает, почему Компания прозевала приближение дня, когда из охранника Морд превратился в их погибель, почему они не попытались его уничтожить, пока оставалась возможность. Теперь было слишком поздно, потому что Морд стал не просто Бегемотом. Какая-то инженерная магия, вырванная им у Компании, научила его подниматься в воздух и летать.

К тому времени, когда я добралась до лежки Морда, он спал беспокойным сном, вздрагивая, точно от подземных толчков. Задняя лапа высоко вздымалась над моей головой. Даже когда он лежал на боку, его туша достигала третьего этажа. Удовлетворив жажду крови, он делался сонлив; вот и сейчас, бездумно растянувшись там, где застала дрема, он сравнял с землей подвернувшееся здание, превратив его в шаткую груду кирпичных обломков, ставших ему постелью.

Когти и клыки Морда убивали и потрошили с быстротой молнии. Глаза, иногда открытые даже во сне, были огромными, засиженными мухами буркалами, поставляющими информацию мозгу, который, по уверениям некоторых, функционировал во вселенском масштабе. Для меня же – человеческой блохи по сравнению с ним – все, чем он занимался, выглядело ассенизацией. Из каких-то побуждений, известных ему одному, Морд доламывал и переделывал наш и без того разгромленный город, преобразуя его на свой безумный манер.

Когда он, возбудившись, вылезал из берлоги, устроенной им в развороченном здании Компании, к его косматой, свалявшейся от грязи, падали и химикатов шерсти прилипали самые разнообразные сокровища. Он то и дело одаривал нас упаковками неизвестного мяса, оставшимися от Компании, временами я находила трупы неопознанных животных с лопнувшими от внутричерепного давления головами и блестящими выпученными глазами. Если нам везло, эти сокровища так и падали с него дождем, когда он вразвалку брел по земле или скользил по небу, в такие дни нам не приходилось на него забираться. И в один из лучших из этих пропащих дней мы нашли жуков, которые можно было засовывать в ухо, наподобие тех, что мастерил мой товарищ Вик. Как и все в этой жизни, находки были непредсказуемыми, оставалось лишь следовать по пятам за Мордом, согнувшись в три погибели, и надеяться чем-нибудь от него поживиться.

Отдельные вещи, как всегда предупреждал меня Вик, могли быть подброшены специально. Могли оказаться подлыми ловушками. Обманкой. Но в чем в чем, а в ловушках я разбиралась. Сама частенько их ставила. Так что ежеутренний совет Вика «быть осторожной» я, выходя из дома, выбрасывала из головы, о чем ему было прекрасно известно. Я рисковала жизнью, чтобы притащить свои находки Вику, а тот уже копался в них, как авгур в кишках. Иногда мне казалось, что Морд дает нам все эти вещи из какого-то извращенного чувства привязанности к нам, к своим игрушкам, куклам для битья. А иной раз я думала, что сама Компания когда-то возложила на него эту обязанность.

Многие мусорщики, обыскивавшие тушу Морда, так же как и я, недооценивали глубину его сна. И в результате оказывались поднятыми на высоту, срывались и падали, разбиваясь насмерть. Морд, даже не замечая этого, скользил по воздуху над своими охотничьими угодьями, над городом, который до сих пор не заслужил себе имя. Поразмыслив, я решила на сей раз ограничиться поисками на одном боку Морда. Злыдарь. Ведмедь. Морд… Его имена были многочисленны и зачастую волшебны для тех, кто произносил их вслух.

Итак, спал ли Морд на самом деле или в ядовитых завихрениях помойки, которую представлял собой его мозг, зародилась какая-то новая каверза? Сегодня в этом непросто было разобраться. Ободренная храпом медведя, проявлявшимся в крупной дрожи всей поверхности его тела, я поползла вверх по задней лапе, пока остальные мусорщики выжидали внизу, используя меня как шахтеры канарейку. Тогда-то, путаясь в бурых, жестких водорослях медвежьей шкуры, я и наткнулась на Борна.

Он лежал, тихонько напевая сам себе, едва заметное отверстие на верхушке напоминало постоянно двигающийся рот: колечки плоти то сжимались, то расширялись. «Оно» тогда еще не стало для меня «Им».

Чем ближе я подбиралась, тем больше Борн высовывался из шерсти Морда, становясь похожим на какой-то гибрид анемона и кальмара, – этакая гладкая вазочка, по которой пробегала разноцветная рябь: фиолетовая, темно-синяя, цвета морской волны. Четыре вертикальных гребешка пересекали его теплую, пульсирующую кожу, гладкую и слегка шершавую, как у отполированной волнами гальки. Пахло прибрежными тростниками праздным летним полуднем и морской солью с ноткой страстоцвета. Позже я обнаружила, что для каждого у него был свой запах и свои видения.

В общем, оно не выглядело едой или мемо-жуком, но не казалось и мусором, так что я в любом случае подобрала бы его. Просто не смогла бы удержаться.