Тайная жизнь моего мужа - Амелия Борн

Сентябрь 2018

— Давай не будем больше пытаться.

Руки мужа крепко сжимают мои подрагивающие плечи, словно так он пытается донести до меня смысл своих слов, которые ускользают от рассеянного сознания.

— Ника, — повторяет он снова. — Ты меня слышишь? С этим пора заканчивать.

Слух вдруг цепляется за последнее слово, как оголодавшее животное когтями — за кусок мяса. Заканчивать?..

Я с трудом вскидываю голову, чтобы взглянуть на Артема. Она кажется такой тяжелой, такой неподъемной… Но еще тяжелее — его слова, которые словно молотом к земле прибивают.

— Нет… — бормочу отчаянно, впиваясь пальцами в проклятый тест. — Нет!

Я не сразу сознаю, что этот чудовищный звук, разрезающий стены квартиры, похожий больше на животный вой, чем на человеческий голос, исходит изнутри меня самой. Все мое существо противится тому, что слышат уши и видят глаза.

— Не верю… — я мотаю головой, трясусь всем телом, сбрасывая с себя родные ладони. — Не верю!

Пальцы нервно сжимают тест. На нем снова неумолимая, ненавистная одна полоска. Как приговор, который не подлежит обжалованию. Как бесстрастный вердикт.

Я ищу выхода своему отчаянию. Пальцы гневно сжимают тест, одно резкое, сильное движение — и с жалобным, надрывным треском он ломается напополам. Я откидываю обломки прочь от себя, тем самым не желая признавать очередное поражение.

— Ника, бога ради!

В голосе Артема звучит отчаяние — такое созвучное моему, разрывающему изнутри. И именно боль в его глазах, глухая безысходность, застывшая в  черных зрачках, окончательно меня ломают. Он больше не верит. Он устал ждать. Устал надеяться.

С этим осознанием меня окончательно покидают силы. Ярость, еще недавно клокотавшая в груди вместе с пожирающим душу отчаянием, трансформируется теперь в нечто новое — смирение. Перед тем, с чем упрямо боролась последние годы. Перед собственной неспособностью зачать ребенка.

— Ника…

Муж опускается передо мной на колени, сжимает безжизненно повисшие руки, с ищущим отчаянием заглядывает в глаза.

— Я не хочу, чтобы ты мучилась дальше, — произносит он глухо. — Просто посмотри на себя! Ты стала похожа на призрака. Твое здоровье сильно подорвано… Я не хочу тебя потерять!

Он, наверно, говорит правильные вещи. Но совершенно не понимает, что именно это мучает меня больше всего. Он не понимает, а я не говорю вслух — мне кажется, что с окончанием попыток забеременеть настанет конец и нашему браку.

Я знаю, как Артем хочет иметь детей. Я знаю, как ненавидит меня его мать за то, что до сих пор не сумела родить. Я знаю, что в конце концов потеряю его именно потому, что я бесплодна, как пересохшая земля. Пуста. Безжизненна…

Наверно, лучше бы он орал на меня и сыпал упреками, чем его молчаливое понимание и поддержка, от которых становилось только тяжелее. Потому что я знала — то, через что мы прошли за все эти годы и бесплодные попытки зачать ребенка, выдержал бы не каждый. А Артем все еще был рядом. Все еще любил меня…

Но что будет теперь, когда мы прекратим попытки? Я не представляла. Но при этом вынуждена была признать — еще одного курса лечения мне просто не выдержать. Ни эмоционально, ни физически.

Простое желание иметь ребенка превратилось постепенно в самую настоящую одержимость. Календарь сократился до заветного дня, жизнь превратилась в сплошное ожидание и надежды от теста до теста… Когда-то успешная карьера осталась в прошлом, как и более удачливые друзья, которые сумели завести детей… Я сознавала, что потребность зачать ребенка разрушала меня изнутри, пуская под откос всю мою жизнь, но иначе просто не могла. Все казалось — в этот раз обязательно получится. А потом очередной тест — и адский круг начинался заново…

От вида таблеток уже тошнило, но я упрямо впихивала в себя все, что выписывали. Тем более что врачи никогда не говорили окончательного «нет», а только «давайте попробуем еще». И я пробовала, раз за разом…

Но, видимо, теперь пришел момент, когда пора было признать — я не смогу иметь детей. И Артем не сможет бесконечно оплачивать дорогостоящие попытки лечения. Ему это скоро надоест. Уже надоело.

— Что теперь будет? — спрашиваю устало, едва узнавая собственный голос.

И боюсь услышать честный ответ — «а теперь я ухожу от тебя, к той, кто сумеет родить мне ребенка».

Но Артем этого не говорит. И мне практически хочется кричать — скажи, скажи честно, когда ты меня бросишь!

Но вместо этого он спокойно произносит:

— Будем жить, как раньше. Еще до всех этих попыток. Ты помнишь, как нам было хорошо друг с другом?

А я — почти не помню. Почти забыла, каково это — заниматься любовью ради удовольствия, а не с бесконечной целью — заиметь ребенка…

Глаза мужа светятся мольбой. Вижу — ему действительно не хватает тех беззаботных времен, когда нам было достаточно для счастья только друг друга. Но тревога подло сжимает сердце своей беспощадной рукой — разве мы сможем так жить всегда? Разве я сумею сжиться с чувством собственной неполноценности?..

— И тебе… будет этого достаточно? — задаю вопрос, на который так страшно услышать ответ.

Артем мягко улыбается:

— Я люблю тебя, Ника. Все, что мне нужно — это чтобы ты была рядом.

Даже если он лжет, я готова с благодарностью принять сейчас эту ложь. Внешняя броня, которую выстроила вокруг себя, чтобы все это выдержать, внезапно трескается и наружу, вместе с судорожным всхлипом, вырывается отчаянное:

— Не бросай меня. Только не бросай меня!

Панически прячу слезы в гладкой ткани его пиджака. Глупо, ведь он и так все чувствует и понимает.

Сильные руки крепче сжимают меня в объятиях тем властным, решительным движением, что так нравилось мне всегда. А слова звучат торжественно, словно клятва:

— Я никогда тебя не брошу. Никому не отдам мою девочку…

* * *

Год спустя 

— Ты надолго?

Я смотрела на то, как муж складывает в сумку последние вещи. Следила за ловкими, тонкими пальцами и, к своему стыду, понимала — я впервые спрашиваю это не только потому, что буду скучать. А потому, что боюсь не успеть того, что задумала втайне от Артема.

Слово «втайне» казалось сейчас каким-то грязным и преступным. Я ведь никогда и ничего прежде от него не скрывала. Доверие в наших отношениях было не просто словом, не пустым звуком. И теперь угрызения совести шевельнулись внутри шипящей змеей, больно жаля душу. Но я знала — иного выхода у меня нет. Потому что впервые в жизни сознавала — Артем меня не поймет. Он не одобрит того, что я собиралась сделать.