Сначала Марина совсем не собиралась надолго задерживаться вЗеленом Городе. Предполагала отсидеться максимум до осени, пока горячее время всанаториях, пока здесь полным-полно отдыхающих, которые жаждут хоть чем-тозаполнить свой досуг. Потом, если не удастся найти работу в школе, она уедет.Не только из Зеленого Города, но и вообще из Нижнего. А то и из России…Институтская подружка, очень счастливо вышедшая замуж во Франции, клялась, чтонекий друг ее мужа, одинокий холостяк, наблюдая, как волшебно изменилась жизньего ранее унылого приятеля, уверился, что только русская жена может датьсчастье мужчине. Теперь он преисполнен надежды на встречу с золотоволосойдевушкой по имени Марина, от фотографий которой просто спятил.

Так что, размышляла тогда Марина, не исключено, мсье получитжеланную русскую жену, которая с удовольствием отряхнет со своих ног прахотечества…

Жуткое выражение, конечно. А между тем пугающее слово «прах»значит всего лишь пыль. Глиняная пыль, с которой беспрестанно имеет делоМарина, кстати, тоже прах, уж скульптору ли бояться этого слова? Но все же дочего страшно звучит: отряхнуть прах с ног своих… будто ты прошел по могиле ичастицы могильной земли унес с собой. Хочешь избавиться от нее, очистить ноги,но не можешь, потому что она пристала намертво.

А вот не ходи по могилам!

Послышался щелчок, и Марина резко вздрогнула. Все-таки незря не любит она муфельные печи, особенно этот щелчок таймера: полное ощущение,будто у нее над ухом выстрелили. Смутная идея, которая начала было брезжить вголове и, передаваясь рукам, изменять форму глиняного комка, мгновенно погасла,как огонек свечи, на который налетел порыв ветра. Сердце заколотилось что былосил, пульс зачастил…

Невропатка. Нет, больше – законченная психопатка!

Вдруг вспомнилось: однажды Анна застала ее в момент такоговот неконтролируемого испуга. Как-то особенно сильно взвинчены были нервы уМарины – ну, бывает, доходит человек до точки! – она даже вскрикнула,истерические слезы брызнули из глаз. Анна не стала ее успокаивать: простосказала, что все эти новомодные печи с таймерами (без разницы, муфельные, дляобжига керамики, или обычные хозяйственные, газовые или электрические, дляприготовления пищи) только кажутся нам великой находкой человеческого ума.Анна, к примеру, отлично помнит, как в какой-то старой русской сказкепоставленный в печь пирог вдруг начинал говорить: «Я уже испекся, я ужеиспекся!», а каша в горшке ворчала: «Я уже сварилась, я уже сварилась!» Как-тотак она смешно это изобразила, что Марина невольно засмеялась сквозь слезы ирассказала, как давным-давно они с сестрой очень любили сказку «Гуси-лебеди» –не за страшные приключения любили, а за эти разговоры с печкой, и яблонькой, иречкой с кисельными берегами: «Съешь моего ржаного пирожка… моего дикого яблочка…моего простого киселька с молочком…»

Она рассказывала это Анне, а сама думала, что хочет к маме.Но мамы давно нет, и любимая сестра ее бросила, давно покинула, назваласумасшедшей, даже попыталась однажды предать… потом бросила, исчезла бесследно.И оставила Марину совсем одинокой. С бывшим мужем тоже нет охоты встречаться,права была сестра – вся эта история с браком ненадолго. Так, попытка заполнитьпустоту в жизни. Сестра все ей предсказала как по писаному. С другой стороны,ей тоже не повезло в браке, вот они теперь две разведенки, им бы поддерживатьдруг друга, но пути разошлись именно на том перекрестке, который должен был ихсблизить. Если бы не эти двое, Анна и Петр Манихины, к которым Марину прибиловолной ее злой судьбы, она и не знает, как жила бы. Чем жила бы…

До чего странно все сложилось! Какая молния вдруг ударила еев самую макушку в тот жаркий майский день, когда отравленный человек вдругвывалился из машины и Марина поняла, что Манихин сейчас умрет… умрет, если онане попытается его спасти? Потом, в Пятой градской больнице, доктор из приемногопокоя так и сказал Анне: «Повезло вам, господа хорошие. Давление настолькоупало, думал, не выкарабкается. Кровь была уже шоколадного цвета… И если бы неэта боевая подруга…» Он кивнул на Марину, а потом сообщил, что больному промылижелудок, ввели антидот, сделали все нужные укрепляющие уколы. Организм крепкий,все будет хорошо. И добавил: «Завтра, а лучше послезавтра заберете его. Пусть унас пока полежит, а то сейчас, после промывания желудка, после уколов, релашкойнакачанный, он слабее листка осеннего. И не надо, не надо, – строго глянул онна Анну, – знаю, о чем вы хотите попросить: остаться при муже! Ни к чему это.Он сейчас вне опасности, ему спать надо, а не ваши вздохи слушать. Послезавтраприезжайте. А теперь идите, идите отсюда, девушки, у меня и без вас дела есть!»

И тут выяснилось, что Анна не сможет вести машину. Прав нет,да и ездить не умеет. Пришлось опять Марине сесть за руль, снова проехать тойже дорогой, через Четвертый микрорайон, но не она, а Анна вдруг жалостливовскрикнула, поглядев на обочину:

– Ничего! Ничего не осталось из ваших вещей!

Марина только усмехнулась, унимая все еще не утихшую дрожь вруках. Анна и не подозревала, какой необыкновенный, почти экстатический восторгиспытывала Марина, когда выбрасывала из машины свои вещи, чтобы поудобнееуложить бесчувственного Манихина на заднем сиденье. Даже не задумалась о том,что ее барахлишко незамедлительно сделает очень длинные ноги. Все было неважно!Ничего в тот момент так не хотелось, как спасти этого человека. Она ощущаласебя не просто глиной в руках неведомого мастера – она сама творила чью-тосудьбу, чью-то жизнь, страдания, счастье… Это было похоже на то ощущение,когда, долго и безуспешно переминая в пальцах глину, она критически смотрела нанекую фигурку, восставшую из этого самого праха, и вдруг сплющивала ее истискивала, а потом из этого комка неосуществленных надежд восставало нечтоиное – воплощение упования или отчаяния, порыва или упадка, счастья или горя,но всегда новое…

Она думала, что это ощущение мимолетно. Она ведь собираласьтолько отвезти Анну домой – и уйти к себе, продолжать жить, как жила, но… ноАнна ее так просто не отпустила. Пригласила хоть чаю с дороги попить, домпосмотреть. Марина поняла, что дело не только в безмерной благодарности,которую к ней испытывала Анна, чего Марина чуточку стыдилась, а потому снегодованием отмела всякие попытки компенсировать потерю вещей, всучить деньги.Она задержалась у Манихиных потому, что поняла: женщине просто страшно остатьсяодной после такого шока.