Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, конечно, – смущенно отвечает Дорис, хотя такое описание кажется ей несправедливым.
– Ну, раз уж договорилась, ничего не поделаешь, – печально говорит Рут. – Но ты должна мне кое-что пообещать.
– Разумеется, – моргая, отвечает Дорис. – Все что угодно.
– Этот летний фестиваль не должен помешать тебе выполнять другие обязательства.
– Конечно, не помешает.
– Тогда ладно, – подводит итог Рут. – Нам надо торопиться.
Дамы прощаются и удаляются в направлении церкви. Дорис облегченно вздыхает.
Издалека Дорис видит, что Мариан заходит в отель «У Моны». На ней новое платье, и, как обычно, школьная подруга невероятно элегантна. Дорис качает головой. Ей и в голову не придет переодеваться к ужину или, например, гладить свои вещи, как это делает Мариан. Дорис вообще не держит дома утюга и даже раздражается, думая о том, сколько часов и сил женщины мира потратили на прихорашивание совершенно напрасно. Это время можно было бы посвятить куда более важным занятиям – чтению например.
Обхватив книги плотнее и прижавшись подбородком к «Элеаноре и парку», Дорис продолжает лавировать по тротуару.
13
Пятница, 5 июня 1987 года
Чтобы дойти до кабинета пастора Линдберга, требуется время. Типичный для присутственных мест коридор напоминает Маделен холл перед приемной директора школы Гранта в Мил Крик, и, как бы ее ни переполняли ожидания, она несколько раз порывается развернуться и покинуть здание канцелярии прихода.
От вида коричневых дверей ее бросает в дрожь. За все школьные годы Маделен лишь однажды вызывали к директору, потому что она нечаянно увидела, как Билли Тиган, учившийся на класс старше, бросил зажженную спичку в мусорную корзину. Шалость не привела даже к маленькому пожару, только подымило немножко, но мистер Грант решил разобраться с проказником по всей строгости, и Маделен поневоле стала главным свидетелем.
При воспоминании о времени, проведенном в кабинете директора, ее все еще начинает подташнивать. Она до сих пор чувствует тяжелый запах табака, видит директора, истекающего потом в своем синем синтетическом костюме, и слышит, как он, срываясь на крик, взывает к ней. Ведь правда, все выглядело так, будто Билли Тиган собирался поджечь школу? Ведь правда, он сказал что-то о дьяволе в момент поджога?
После этого эпизода Маделен делала все возможное, чтобы больше не попадать в кабинет директора. Когда у нее самой случались неприятности – ставили прогул по математике, застигали с сигаретой на задворках спортзала или за списыванием домашнего задания по английскому у Сандры Макстрайдс – Маделен всегда удавалось отделаться предупреждением. В подростковом возрасте она дрожащим голосом ловко объясняла, как рассердится ее отец, если узнает, что натворила дочь, и как трудно ему держать себя в руках после смерти матери. Подобная тактика действовала на учителей безотказно: испытывая явное неудобство, они говорили, что на этот раз простят, если Маделен пообещает больше так не делать.
Впоследствии она стыдилась того, что пользовалась трагической ситуацией, в которую попала их семья. В то же время Маделен полагала, что есть некая высшая справедливость в том, что ей удалось избежать, по крайней мере, директорского наказания, ведь скоропостижная кончина матери – это уже наказание на всю жизнь.
Маделен дергает цепочку на шее, и нотка скользит по серебру взад-вперед. Причина собственной нервозности ей непонятна, но, когда она стоит перед дверью и стучится, сердце бьется в груди так отчаянно, что в ушах звенит.
Она напряженно прислушивается – кажется, скрипят колесики офисного кресла, потом, спустя еще несколько секунд, глухой голос просит ее войти. Глубоко вдохнув, Маделен берется за ручку и открывает дверь.
Пастор Линдберг сидит за массивным письменным столом и делает записи в линованном блокноте. Перед ним – электрическая пишущая машинка, переполненные лотки для документов, фотография Юнаса и Рут перед церковью и подставка, до отказа набитая разномастными шариковыми ручками.
В течение нескольких тягостных секунд ничего не происходит, потом, подняв голову от блокнота, пастор жестом приглашает ее зайти.
– Присаживайся, – обращается он к девушке, указывая на один из стульев для посетителей, и продолжает писать.
Маделен нерешительно останавливается в дверном проеме, так как не знает, закрывать за собой дверь или нет, но потом оставляет ее чуть приоткрытой.
Неуклюжими шагами заходит в кабинет и опускается на стул.
– Вот так, – говорит пастор Линдберг спустя минуту-другую и ставит точку. – Теперь я закончил.
Когда он смотрит на нее, Маделен поражает цвет его глаз – глубокий синий, совсем как у Юнаса.
– Извини, – продолжает пастор. – Мне надо было дописать до конца, иначе я забыл бы, чем занимался.
– Ничего страшного.
Пастор Линдберг откидывается на спинку кресла, не сводя с нее глаз.
– Как тебе живется? – мягким голосом спрашивает он.
– Хорошо, спасибо.
– Тебя хорошо приняли?
– Да, очень.
Пастор складывает ладони будто в молитве.
– Маделен, скорее всего, ума не приложит, зачем я ее сюда пригласил.
Ей кажется странным, что с ней разговаривают в третьем лице, но она все равно кивает, чтобы показать, что слушает.
– Хотя я и завален делами, – говорит он, с улыбкой показывая на свой стол, – для меня очень важно познакомиться со всеми нашими адептами поближе. Ты ведь не возражаешь?
– Нет-нет, – быстро отвечает она.
– Хорошо, – продолжает пастор Линдберг, опираясь подбородком на кончики пальцев. – Конечно, я прочитал твое письмо, но мне бы хотелось развивать более тесную духовную связь с теми, кто сюда приезжает.
Маделен потупила взгляд. Она не знает, что ответить. Пастор Линдберг, похоже, замечает ее нервозность и отодвигается вместе с креслом так, чтобы не сидеть прямо напротив нее.
– Если хочешь, могу для начала рассказать немного о себе. Я вырос здесь, в Юсшере, в родительском доме. Мой отец тоже был пастором Свободной церкви, так же как и дед, которого звали Леви. Он в свое время основал здесь церковную общину.
– Я знаю, – осторожно замечает Маделен, сменив позу. – Мне рассказывали об этом.
– Да, полагаю, это общедоступная информация, – кивает пастор Линдберг. – А тебе рассказывали о том, что в детстве я упал с дерева и сломал спину?
– Нет, я ничего об этом не слышала, – говорит Маделен, глядя на него широко раскрытыми глазами.
– Это произошло, когда мне было одиннадцать, – продолжает пастор, раскачиваясь в кресле. – Мне сделали четырнадцать операций, и я почти год пролежал в постели. Вначале врачи не знали, смогу ли я когда-нибудь ходить.
– Как печально.
Он пожимает плечами.
– И да, и нет. Я думаю, испытания на нашу долю выпадают, чтобы сделать нас сильнее. До того, как