Как и ожидал Пуаро, американец почти сразу начал беседу,сообщив, что фамилия его Шварц и в Европе он впервые. Впечатлений море, заявилон. Шильонский замок — это нечто. Париж ему не понравился, непонятно, за чтоего так расхваливают. Был он и в «Фоли Бержер», и в Лувре, и в соборе ПарижскойБогоматери. Только ни в одном из этих ресторанчиков и кафешек не умеют игратьнастоящий джаз. А вот Елисейские поля — очень даже ничего. Особенно емуприглянулись фонтаны с подсветкой.

Ни в Лез Авин, ни в Коруше никто не вышел. Все направлялисьв Роше Неж.

Мистер Шварц не замедлил объяснить, что его туда влекло. Он,мол, всегда мечтал побывать среди заснеженных вершин. Три тысячи метров — этоздорово. На такой высоте, говорят, даже яйцо сварить невозможно.

Не в меру общительный мистер Шварц попытался втянуть в разговорседовласого аристократа, но тот холодно глянул на него поверх пенсне и вновьпогрузился в чтение.

Тогда мистер Шварц предложил смуглой даме поменятьсяместами: отсюда вид лучше, пояснил он.

Трудно сказать, поняла ли дама его специфический английский.Так или иначе, она покачала головой и еще плотнее запахнула меховой воротник.

— Больно видеть, когда женщина путешествуетодна, — прошептал на ухо Пуаро мистер Шварц. — Путешествующая женщинаочень нуждается в опеке.

Припомнив некоторых американок, встреченных им в Европе,Пуаро согласился.

Мистер Шварц вздохнул. Все вокруг были такими надменными.Немного дружелюбия никому бы не помешало…

2

В том, что в такой глуши, точнее сказать, на такой высотепостояльцев встречал управляющий, облаченный в безупречный фрак и лакированныеботинки, было что-то донельзя забавное.

Правда, этот статный красавец был чрезвычайно сконфужен.

Сезон только начался… Горячей воды нет… Да и с холоднойперебои… Разумеется, он сделает все, что в его силах… Людей не хватает… Он никакне рассчитывал на такой наплыв…

Все это подавалось с профессиональной любезностью, и все жеу Пуаро возникло впечатление, что за формальной вежливостью таилась тревога.Управляющий явно чувствовал себя не в своей тарелке. И причиной тому было вовсене отсутствие горячей воды…

Обед подали в длинной зале, откуда открывался вид на долинуглубоко внизу. Единственный официант по имени Гюстав был в своем деле простовиртуозом. Он сновал вдоль столов, давая советы насчет выбора блюд и размахиваякартой вин. Трое лошадников сидели за одним столом и, похохатывая, громкоболтали по-французски:

— Старина Жозеф! А как насчет малышки Дениз, старина? Апомнишь ту чертову клячу, что всех нас оставила на бобах в Отее?

Их вполне искреннее веселье казалось здесь чудовищнонеуместным.

Красивая дама сидела одна за угловым столиком, по-прежнемуни на кого не глядя.

Позже, когда Пуаро уже обосновался в гостиной, к немуподошел управляющий и завел доверительную беседу.

Он надеется, что мосье не будет слишком строг. Сейчас несезон. Прежде сюда почти никто не приезжал раньше конца июля. Может быть, мосьезаметил эту даму? Вот она приезжает сюда каждый год, именно в это время. Ее мужпогиб три года назад при восхождении. Для нее это была такая драма, они былитак преданы друг другу. Она предпочитает приезжать до начала сезона, видимо,чтобы было как можно меньше людей. У нее это что-то вроде паломничества.Пожилой джентльмен — знаменитый врач, доктор Карл Лютц из Вены. Он, по его словам,намерен здесь хорошенько отдохнуть.

— Да, здесь спокойно, — согласился Пуаро. — Aces Messieurs?[31] — указал он на троицу лошадников. — Каквы полагаете, они тоже ищут отдохновения?

Управляющий пожал плечами, но глаза у него забегали.

— Ох уж эти туристы, — уклончиво заметилон, — им все время подавай что-нибудь новенькое… Высота — это само по себеуже новое ощущение.

И притом не очень-то приятное ощущение, подумал про себяПуаро. Он чувствовал, как сильно бьется его сердце. Ему тут же вспомниласьдетская песенка: «Умный в гору не пойдет, умный гору обойдет».

В гостиную вошел Шварц. Увидев Пуаро, он засиял и двинулсяпрямо к нему.

— Я тут перекинулся парой слов с доктором Лютцем.

Он немного кумекает по-английски. Его нацисты выслали изАвстрии — потому что он еврей. Они там совсем с ума посходили! Он жезнаменитость — заболевания, психоанализ и все прочее.

Взгляд его упал на высокую женщину, не сводившую глаз сотстраненно-прекрасных гор. Шварц понизил голос.

— Я узнал у официанта, как ее зовут. Это мадам Грандье.У нее муж погиб во время восхождения, поэтому она сюда и приезжает. Я вотдумаю, может, нам попробовать расшевелить ее?

— На вашем месте я бы не стал этого делать, —предупредил Пуаро.

Увы, назойливое дружелюбие мистера Шварца явно искаловыхода.

Пуаро видел, как он пытался с ней познакомиться и как резкоэти попытки были отвергнуты. Их фигуры четко вырисовывались на фоне окна.Женщина была выше Шварца. Она откинула назад голову, глядя на непрошеногособеседника с холодной неприязнью.

То, что она сказала, Пуаро не слышал, но Шварц вернулсяназад словно побитый пес.

— Ничего не вышло, — сообщил он ссожалением. — По-моему, раз уж все мы оказались здесь вместе, стоило бы идержаться соответственно. Все мы люди, так ведь, мистер… Подумать только, ядаже имени вашего не знаю!

— Моя фамилия Пуарье, — представился Пуаро идобавил:

— Я торгую шелком в Лионе.

— Вот моя карточка, мосье Пуарье. Будете в ФаунтинСпрингз — заходите, мы гостям всегда рады.

Пуаро принял визитную карточку, похлопал себя по карману ипробормотал:

— Увы, я не взял с собой карточек…

Перед сном Пуаро еще раз внимательно перечитал запискуЛемантея, затем аккуратно убрал ее в бумажник, задумчиво пробормотав:

— Любопытно…

3

Официант Гюстав принес Пуаро на завтрак кофе и пару булочек.

— Мосье, надеюсь, понимает. — сказал онизвиняющимся тоном, — что на такой высоте невозможно подать по-настоящемугорячий кофе? Он, увы, слишком рано начинает кипеть.

— Подобные катаклизмы следует переноситьстоически, — отозвался Пуаро.