вкусу. Хотя она и ее супруг были помолвлены два года, никто даже не подумал подыскать им дворец. Они провели первые зимние месяцы в старом берлинском замке, который, хотя и был превосходным образцом архитектуры барокко, оставался необитаемым после того, как в нем умер Фридрих Вильгельм восемнадцатью годами раньше. Комната, в которой он испустил дух, согласно германской традиции, осталась нетронутой, и только через нее принцесса могла пройти из своей спальни в будуар. Никаких изменений нельзя было вносить без разрешения Фридриха Вильгельма IV, который становился все более эксцентричным. Принцесса постоянно жаловалась на немецкую обувь, отсутствие ванн, тонкость серебряной посуды и скучный этикет. Как-то раз она сказала Бисмарку, что в одном только Бирмингеме серебряной посуды больше, чем во всей Пруссии. От привычки пристрастного сравнения отказаться трудно. Много лет спустя она сказала британскому дипломату, который по дороге к ней потерял шляпу: «Бедный сэр Эдвард! В этой стране вы не сможете купить другую!» Примерно в это же время она велела сыну говорить тише. «Немцы имеют дурную привычку говорить слишком громко!» Она выносила суждение по любому вопросу и находила все прусское хуже английского и Англию продолжала называть своим домом. Тот факт, что ее предпочтения зачастую оправданы, не делал их популярными.

Через два месяца после свадьбы принц-консорт явился навестить дочь. Спустя два месяца он прибыл снова в сопровождении королевы, трех министров и барона Стокмара. Впечатление, что Англия пытается управлять Пруссией, вызвало такое же противодействие, как если бы Пруссия попыталась управлять Англией. Также немцам не следовало знать о длинном меморандуме, посвященном преимуществам закона о министерской ответственности, составленным так, чтобы устранить опасения прусского двора в отношении целесообразности такой меры, которое принцесса отправила отцу в декабре 1860 года. Убеждение, что женщины не имеют права голоса в политике, твердо укоренившееся в Пруссии, она мимоходом отвергла, как ошибочное. Она писала мужу: «Управлять страной – не то дело, которое должны делать король и несколько привилегированных личностей и которое не касается остальных… Наоборот, право и священная обязанность индивида и всей нации – участвовать в управлении. Традиционное образование, которое доселе получал принц в Пруссии, не удовлетворяет современным требованиям, хотя ваше, благодаря заботе вашей любящей матери, было лучше, чем у других…Но вы, однако, когда мы вступили в брак, не были знакомы со старыми либеральными и конституционными концепциями. Какие гигантские шаги вы с тех пор сделали!»

Попытки принцессы стимулировать либерализм у супруга были хорошо известны. После смерти принца-консорта в 1861 году они стали данью его памяти. В разгар прусского армейского кризиса 1862 года, как раз перед назначением Бисмарка министром-президентом, Фриц сделал еще одну попытку убедить отца пойти на компромисс с парламентом.

Король, не в силах противостоять аргументам сына, но не желавший действовать по его указке, предложил отречься от престола. Кронпринцесса была согласна, но ее супруг никак не мог примирить отречение отца со своими обязанностями сына и подданного. Он понял отца, когда тот пообещал никогда не призывать Бисмарка. А когда тремя днем позже Бисмарк был назначен, кронпринц стал думать, что его супруга была права. В 1863 году Бисмарк использовал доходы железной дороги Кёльн – Минден, чтобы проигнорировать парламент и заставить молчать прессу. Тогда кронпринц в речи в Данциге открыто объявил о своем несогласии. В этом случае он действовал, и, предположительно, знал это, по совету, полученному его отцом восемью годами раньше от принца-консорта на случай, если Фридрих Вильгельм IV будет использовать неконституционные методы. Но теперь король потребовал извинения. Фриц при поддержке супруги предложил сложить с себя все свои должности, но наотрез отказался взять обратно свои слова. Он избежал заточения в крепости лишь потому, что Бисмарк посоветовал королю «пощадить юного Авессалома». Фрицу было предписано больше никогда не высказывать свои взгляды публично. Тот подчинился, но написал Бисмарку письмо в выражениях, которые принц Альберт безусловно одобрил бы: «Лояльное отправление закона и исполнение конституции, уважение и добрая воля по отношению к легко управляемому, умному и способному народу – этим принципам, по моему мнению, должно следовать любое правительство в стране. Я думаю, правительству нужен более прочный фундамент, чем сомнительные трактовки, которые не согласовываются с трезвым здравым смыслом народа».

Борьба с Бисмарком длилась долго. В 1865 и 1866 годах кронпринц был единственным членом Прусского королевского совета, поддержавшим права герцога Августенбурга и выступившим против войны с Австрией, которую он назвал братоубийственной. Бисмарк ответил, что, если война в союзе с Францией против Австрии исключается, дальнейшее проведение прусской политики невозможно. Но если война с Австрией начнется, она принесет не только аннексию Шлезвиг-Гольштейна, но также новые аспекты в отношениях между Пруссией и меньшими государствами Германии. Фриц не мог понять и принять, что война есть способ объединения Германии. Королева Виктория по собственной инициативе написала королю письмо с предупреждением, что Бисмарк ведет страну в неверном направлении. Она призывала его остановиться, «если он еще сохранил уважение к ее приязни и дружбе». Она всегда считала пруссаков одиозными людьми. Кронпринцесса, вопреки слухам, показала себя ярой защитницей германских интересов. «Английская политика меня сильно расстраивает, – писала она в 1864 году. – Кроме того, меня злит, что эти люди вечно вмешиваются в дела, которые их не касаются. Дети, которые всегда тычут пальцами во все, в конце концов, обжигаются или ушибаются. Глупая английская политика получит весомую пощечину, с которой стране придется смириться». Ее отношение привело к охлаждению, хотя и временному, ее брата Эдуарда и его датской жены. А после аннексии Шлезвига и Ганновера в 1866 году Бисмарк сказал, что кронпринцесса его не выносит.

Кронпринц был не только либерал, но также убежденный националист. Он имел обыкновение показывать своему сыну, в качестве поощрения, книгу средневековой имперской символики с цветными иллюстрациями и описаниями коронационной церемонии в Ахене. В конце он всегда повторял: «Мы должны это вернуть. Могущество империи должно быть восстановлено, и имперская корона обязана снова обрести утраченный блеск. Необходимо вернуть Барбароссу из его горной пещеры. Он также являлся несомненным централистом, после 1866 года считавшим мелких германских принцев главным препятствием к единству Германии. Утверждают, что однажды он сравнил их с «осами с одним оторванным крылом – пока они могут ползать, они могут и жалить». Соответственно, после победы при Кёнигграце (в которую он внес немалый вклад), благодаря великодушию Бисмарка, настаивавшего на немедленном мире с Австрией, оппозиция Фрица стала более умеренной. Мера, согласно которой военный бюджет составлялся в Северогерманской конфедерации (и армейский кризис 1862 года тем самым был ликвидирован), была принята при его активном посредничестве. В 1870 году он возглавил