– Говори, Трофим, – сказав это, Святослав нехорошо нахмурился, готовый на все, даже на смертный грех пойти.

– У вас товар, у нас купец… – Ежели кто знает Трофима так то была не улыбка, а хищный оскал.

И медведь, что сидел в княжеских одёжах, золотом отливавшей кольчуге да красном плаще, что оторочен богатыми соболями, лыбился так же. Рядом с князем, к которому все обращались Святославом, стоял хмурый охранник с перебитым глазом. А единственным оком зыркал так, что в пору было перекреститься.

Чубанский князь Володимир дивился, что князь Загорский хоть здоров да складен, особливо неговорливый и больше отмалчивался. Часто совещался то с одноглазым, то с Трофимом, ладно играющим роль свата.

Володимир улыбался в ответ и поминал, как к вечеру запели горны у него под крепостью, и сначала подумал, что все, смерть пришла его. Не заступился за него светлый князь, но, увидев под окнами наряженных сватов за место воинов с мечами наголо, выдохнул. Возрадовался, что получилось у него заманить молодого Святослава в сети. Как, впрочем, обычно получались у него не военные походы, а всякие пакости. Ежели знал бы, что столько солдат потеряет под крепостью Загорья, так и не вышел бы в поход, а сразу написал бы Московскому. Но и так тоже хорошо: люд его будет теперь сказ сказывать, как Чубанский в поход ходил на князя Загорского и тот, испужавшись, мира пришёл искать.

Пир об окончании спора длился всю ночь, а наутро дали князья зарок, подписав бумагу договорную, что после смерти Чубанского все войско получит муж ее дочери. Загорский затраты свадебные брал на себя. Невестушку с приданым ждали на следующую неделю, а пировать порешили в Загорье ещё два дня после.

Но ничего, думал Чубанский, его дочь недолго будет мучиться под этим здоровяком. Судя по всему, и не отёсанным.

– А что, князь Володимир, нравится ли тебе охота на волков? В этом году они страсть как разгулялись, на ночных путников нападают. Хочешь, мы с тобой шубы новые справим? – задал вопрос тот, кого все называли Святославом.

– Добро, – отвечал ему Володимир, растягивая губы. Чубанскому что мечом махать, что за зверем ходить было одинаково приятно. Но к тому времени князь был уверен, что Святослав уже остынет и сразу после свадебки панихиду по-быстрому справят, а там к Московскому на поклон поедет, войско да земли принимать. Не оставлять же дочь-вдову одинешенькой.

И пил, и ел Володимир, да плясал, да заигрывал с князем, да подмигивал бабам. И мыслишки его крутились все более и более смелые, что через время он и к светлому князю подход найдёт. И засыпал Володимир, посматривая сон, в котором он сидел на кресле Московском и кланялись ему заморские князья да дарили золото, да каменья, лишь бы тот на них войной не пошёл.

В храме стояла духота. Свечи потрескивали да чадили. На грешников, собравшихся на службе, с укоризной смотрели лики святых. Пел неровный хор служек. Невеста в белых одеждах посматривала на своего мужа с благоговейным трепетом. Казалось, князь тоже нет-нет, да и краснел под взглядом невесты.

– Венчается раб божий, светлый муж… – бубнил купленный священник, коего так запугали накануне, что он повенчал бы самого черта. Священнослужитель при словах сознательно опускал имена да регалии. Но волновались так, что не заметили упущений, а в книге храмовой записи делали в тишине такие, о которых попу молчать не только всю жизнь, но и после смерти должно было.

Тот, кто стоял в княжеских одёжах, отбросил белый палантин, что закрывал лицо Ольги, да поцеловал ту взасос, жадно, успев сорвать пару похабных замечаний, но на то уже имел право мужик, чай, жену свою трогает.

Под колокола, с гиканьем да улюлюканьем новобрачная чета прошествовала прямо в княжеские палаты, а там и ковёр красный перед входом, и хлеб да соль, и голуби вверх в небо ясное, а потом пили да танцевали без меры, и были на этой свадьбе и драки, и поножовщина, все чин по чину. Чай, не каждый день князья венчаются!

Святослав, гуляя на своей свадьбе, ожидаемо напился. Его не величали женихом, делали вид, что он простой телохранитель, потому что князем на какое-то время в Загорье стал Ладимир. Напряжение нарастало, и в любую секунду их обман мог стать роковым.

Ладимир ни воспитанием, ни речью не мог полноценно заменить его, но они с Трофимом делали рисковую ставку. Володимир чувствовал подвох, но выявить его, понять, в чем же дело, никак не мог. Поэтому вынужденно улыбался, отвечал на скабрезные шуточки.

А это время Загорский смотрел, стоя позади, на тонкую сухую шею Чубанского, даже видел, как дёргается жилка под бледной кожей, и руки его отчаянно сжимали рукоять меча, так хотелось отрезать змею голову. Как Володимир поганый посмел вмешиваться в личную жизнь Святослава? Ладно, подло напал, но шантажировать светлого князя накануне страшной войны, заставлять Загорского отдать себя в мужья дочери? Да ни за что в жизни Святослав не смешает свою кровь с кровью трусов, не породнится. И все, что нужно Загорскому сейчас, это спокойствие и трезвый расчёт. И уже, черт возьми, забыть эту северную женщину, о которой не было ни слуху ни духу уже так долго.

Проводив Ладимира-Святослава с новой женой в свою опочивальню и наливши себе выпить, вышел Загорский в женскую половину дома. С тех пор, как умерла его мать, здесь ничего не поменялось, а теперь тут начнёт хозяйничать ненастоящая жена. По крайней мере, пока они не решат вопрос с Володимиром.

В коридоре мелькнула и растворилась тень, и Святослав побожился бы, что видел Осинку. Мужчина недобро покосился на свой кувшин с медовухой и отставил его подальше. На сегодня хватит. Князь бросился за убегающей девкой. Еще один коридор, и он настигает свою северянку. Хмель в голове шепчет: «Вот она, вот и волосы похожи, и стан, и цвет глаз». Только вот Осинка никогда его не боялась, смело брала и давала все, чего хотела от Святослава. Губы находят губы и целуют… Странно, пойманная северянка молчит, на нежность отвечает несмело, боязно. Но князь лаской да страстными словами находит отклик. Природа берет своё, и вот девушка прижимается к князю.

Он подсаживает лёгкую фигурку, и она обнимает его ногами. Мужчина толкает первую попавшуюся дверь, и они попадают в какую-то светёлку. Здесь нет света, только тот, что льётся через небольшое окно. Пахнет пылью и затхлостью. Святослав толкает её прямо на пол, не брезгуя грязи, задирает сарафан и отчаянно любит, с силой, со всем жаром, со всей тоской.

И только утром, проснувшись прям там, с отчаянием в сердце понимает, что любился той ночью не с Осинкой, а с другой северянкой, так похожей на его единственную, с Аленой. Святослав тихо выскользнул из светлицы, оставив спящую девушку в одиночестве.

Теперь он муж не только муж, но и князь. Такой, как и Святослав. Ладимир усмехнулся: более месяца назад он был в темнице, отсчитывая секунды до своей кончины. Объявленный убийцей. А теперь, теперь на него несмело смотрит жена. Не простая баба деревенская, а сама княгиня трепещет под его взглядом.