– Гадаем на кофейной гуще, как старые ворожеи! – съязвил Максимов. – А истину нам никто не раскроет. Только сами бандиты, но где они?

– Да… Где они? Все, что мы можем, это ждать, пока они снова себя проявят или кто-нибудь из них попадется нам на глаза, как эта рыжая фифа.

– Не хочу я ждать! – Максимов хватил кулаком по столу и опрокинул рюмку с хересом. – Мы должны сделать встречный ход.

– Это какой же?

– Как говорят военные, надо вызвать огонь на себя.

– Алекс, выражайся яснее!

– А что тут неясного? Они желают заполучить дом Кончиты, так давайте им его продадим.

– Ты в своем уме?

– Я все продумал. Кончита притворится, будто хочет продать дом. Это естественно. Она устала жить как отшельница, утомилась от обстановки, где все напоминает ей о прошлом…

– А дальше?

– Мы попались на удочку бандитов, а они попадутся на нашу. Решат, что доконали нас своими угрозами и что мы… в смысле Кончита… в самом деле мечтает избавиться от дома.

Рука Кончиты с платком повисла в воздухе.

– Но тогда… Тогда они придут сюда!

– Скорее пришлют подставного покупателя. Из числа тех своих сообщников, с кем мы еще не знакомы. Через него мы на них и выйдем! Будьте уверены, второй раз я не оплошаю.

– А если придет самый обыкновенный покупатель?

– Кто позарится на дом, который стоит в диком месте и пользуется дурной славой? И потом – посланник бандитов будет очень настойчив, вот увидите. Мы сумеем его распознать.

Установилось молчание, каждый обдумывал предложенный план.

После паузы первой заговорила Анита:

– В этом что-то есть… Я бы согласилась с Алексом. А ты, Конни?

Кончита уронила руки на колени, платок выпал и порхнул под кресло.

– У меня нет сил, я не хочу бороться, – проговорила она измученно. – И ради чего? Хорхе больше не оживет…

– Это правда. Но ты разве не хочешь наказать его убийц и понять, что им двигало, когда он променял тебя на них? Это дело чести, Конни. Основное мы с Алексом берем на себя: расклеим по городу объявления о продаже дома, обратимся в газету… Есть же у вас в Аранжуэце газета?

– Есть… А что буду делать я?

– Вести переговоры со всеми, кто откликнется. Ты хозяйка дома, тебе и карты в руки.

– Я не знаю, о чем с ними говорить.

– Все это мы обдумаем, наметим тактику заранее. Положись на нас, Конни!

Разве могла Кончита возразить, когда просила образованная, умудренная жизнью сестра? Мысль о том, что разорванный в клочья Хорхе останется неотомщенным, зароненная Анитой, как зерно в плодородную почву, набухала, вызревала, не давала покоя. Кончита ответила: «Хорошо» – и стала ждать последствий.

Они проявились не сразу. Около недели город бурлил, товарки судачили о том, что «дом на куличках» проклят, вследствие чего владелица, совсем выжившая из ума, собирается бежать без оглядки, а жилье готова уступить за бесценок первому встречному. Однако после такой рекламы охотников сделать сие приобретение среди жителей Аранжуэца не находилось.

Беднягу Хорхе, как и предсказывал сеньор Лопес, похоронили под грубо отесанным крестом без опознавательных знаков. Кончита навестила могилку, постояла над ней с сухими глазами да и ушла восвояси. Подготовленная Анитой, она жила уже не скорбью, а жаждой расквитаться с нелюдями, которые варварски уничтожили ее семейное счастье. Она представляла, как вцепится кому-нибудь из них в глотку, станет душить, а потом сунет его голову под лопасти парового вентилятора или в пламя газовой плиты. От таких желаний ей делалось жутко, но дух Хорхе взывал из гроба, справедливость должна была восторжествовать, и Кончита ждала заветного часа.

На восьмой день, когда к обитателям проклятого дома вернулся нормальный сон, явилась первая покупательница. Она оказалась совсем не такой инфернальной личностью, какую они ожидали узреть. Сухонькая бойкая старушка в шерстяной жакетке, из-под которой выглядывал кружевной воротничок, длинной коричневой юбке и шляпке с цветком была весьма далека от образа приспешницы головорезов. Ее морщинистое личико претендовало бы на эпитет «милое», кабы не длинный извилистый шрам, пересекавший подбородок и поднимавшийся к левому глазу. Старушка имела при себе тросточку черного дерева и лорнет с витой ручкой. Любезно поздоровавшись, она сказала встретившему ее Максимову, что хотела бы купить особняк вместе с участком. Мотивировала это тем, что суетливая жизнь в Барселоне, откуда она приехала сегодня утром, утомляет ее, а годы уже не те, хочется покоя вдали от громогласных толп и грохочущих экипажей.

Перетрусившая Кончита долго не решалась выйти к посетительнице. Когда же вышла и увидела ее, то вздохнула с облегчением, и напряжение сразу спало. Старушка назвала свое имя – Лусия Норьега – и, не дожидаясь приглашения, опустилась в кресло. Кончита села напротив, а в дальнем углу нашла себе место Анита. Она притулилась там на низеньком стульчике и притворилась, будто всецело увлечена вязанием – спицы так и мелькали в ее руках.

Сеньора Лусия задала три-четыре вопроса относительно истории дома – ровно столько, сколько задал бы любой другой покупатель, чтобы соблюсти приличия. Кончита отвечала сдержанно, сообщила, что супруг ее, к несчастью, скончался, а сама она намерена перебраться в столицу. Если старушка и знала подлинную историю «дома на куличках», то виду не подала. Она не собиралась засиживаться долго, отказалась от предложенного чая и перешла непосредственно к делу, то есть к обсуждению стоимости покупки.

Сеньора Лусия с ходу предложила две тысячи серебряных эскудо. Кончита от изумления раскрыла рот. Когда она обговаривала с Анитой возможные торги, исходили из того, что стартовая цена окажется не больше тысячи – и то такую сумму с учетом гнилой репутации дома никто не предложит. И вдруг – сразу две! Кончита замялась, начала говорить, что цифра хорошая, и можно бы, пожалуй, согласиться… Ее меканье прервал звук упавшей на пол вязальной спицы. Переговорщицы посмотрели на Аниту. Та пробормотала извинения, подняла спицу левой рукой и продолжила свое мирное занятие.

– Нет, – произнесла Кончита, внезапно обретя твердость. – За две тысячи не продам.

Сеньора Лусия не стала препираться и увеличила предложение наполовину.

– Три тысячи, – прошамкала она, сощурив глазки. – Такую цену в вашем городе не предложит никто.

Пока Кончита собиралась с мыслями, чтобы дать ответ, на Аниту напал приступ кашля. Она громко и отчетливо кашлянула пять раз, и это действие мгновенно разрешило все сомнения Кончиты.

– Пять тысяч, – прозвучало в комнате. – Дешевле не продам.

Кончита выпалила это и насилу удержалась, чтобы не зажмуриться. Ожидала услышать дребезжащий старушечий смех, за коим последует скрип кресельных пружин, а потом – звук шаркающих шагов и стук захлопываемой двери. Ничего иного и ожидать не следовало, ибо названная сумма была столь чудовищно завышенной, что согласиться на нее мог только человек, скорбный главою.